Наконец на помощь отчаявшейся девушке пришел Ланзо, хотя и сделал это с заметной неохотой. Когда он осознал, что без посторонней помощи Рейна не сможет поправить сорочку, яркий румянец залил его щеки. Трясущимися руками, обливаясь холодным потом, будто вопрос его жизни решался в зависимости от того, коснется он или нет тела девушки, Ланзо поправил сорочку, еле дотрагиваясь до материи.

Однако Ранульфу предстояло выдержать еще одно испытание: когда Ланзо поправлял рубашку, ее кончик случайно задел сосок столь манящей груди, который тут же сморщился… Мужественный воин с огромным трудом перевел дыхание и облизал пересохшие губы… Рейна же облегченно вздохнула, когда достоинство ее хоть немного было восстановлено. Ее улучшившееся настроение не смогли бы испортить и эти фиолетовые глаза, которые лишь на одно мгновение встретились с ее взглядом и снова опустились к ее запястьям. Итак, Ранульф был сражен, хотя и старался сделать вид, что уже забыл об этом необычном происшествии.

Но от внимательных глаз Рейны не ускользнула та чуть заметная перемена выражения лица рыцаря, когда он случайно встретился с ней глазами. Его лицо не было больше ни суровым, ни свирепым, но… О! Даже в ярости Ранульф был красив, а когда был ошеломлен, то представлял воистину смертельную опасность для любой женщины… Что-то произошло и с юным генералом, ибо Рейна вдруг почувствовала, что, глядя на сердитое лицо Ранульфа, она ощущает какую-то странную умиротворенность. Ей как будто было легче дышать оттого, что он был просто красив, а не прекрасен, хотя она вряд ли смогла бы объяснить причину, вызвавшую столь странные в ней ощущения.

Вскоре хмурый взгляд вновь вернулся к Ранульфу, ибо как он ни пытался, не мог развязать тугие узлы веревки, стягивавшей запястья девушки. Наконец ему надоело возиться, и он вытащил нож. Несмотря на то что щель между запястьями была еле заметна, он ловко высвободил затекшие руки Рейны. Еще пара метких ударов — и Рейна была совершенно свободна.

Если бы Ранульф позволил себе подобное в самом начале общения с Рейной, то она почувствовала бы себя безмерно униженной, однако после того, как ей невольно пришлось предстать полуобнаженной перед мужчинами, румянец, горевший на ее щеках, и так выдавал всю бурю чувств, кипевших в ней, поэтому ее реакция на подобную вольность осталась незамеченной. Она вполне могла бы обрушиться на Ранульфа с градом упреков за все, что он ей сделал, за все те страдания и боль, что пришлось ей вытерпеть по его милости, однако в тот момент у Рейны было лишь одно желание — чтобы этот непонятный великан, вносивший смятение в ее сердце, просто ушел и оставил ее в покое. И все…

Но он решительно не собирался оставить девушку одну. Ранульф подвинул стул ближе к своей пленнице и взгромоздился на него как раз напротив нее. То, что он не предложил стула и ей, не вызвало у Рейны и тени недоумения, ибо это было вполне в его стиле — так что удивляться нечему. Этот мужчина был самым невоспитанным и неучтивым рыцарем, когда-либо встреченным Рейной в ее жизни. И если этот нахал возомнил себе, что она собирается и дальше сидеть в столь неудобной и унизительной для себя позе, то он, наверное, ко всем своим недостаткам еще и сумасшедший!

Какое-то время Рейна просто игнорировала присутствие рыцаря в палатке, делая вид, что поглощена всецело задачей освобождения своего милого ротика от этого ужасного кляпа и проверкой целостности своей челюсти, которая стала нестерпимо тяжелой и совершенно отказывалась двигаться. Прежде чем Рейна поднялась, она тщательно растерла запястья, занемевшие от веревки. Наконец она встала и с достоинством, на какое только была способна в подобной ситуации — растрепанные волосы ниспадали на ее плечи какой-то спутанной массой, нагота ее тела была прикрыта лишь тончайшей сорочкой, не доходившей ей и до колен… — прошествовала к тому месту, где валялось покрывало, так долго служившее ей темницей, и обернула его вокруг себя наподобие мантии. И только тогда снизошла она до того, что смерила своего врага презрительным, испепеляющим взглядом…

— Итак, сэр рыцарь, — проговорила Рейна обманчиво-льстивым голосом, — если вы собираетесь сообщить мне что-либо, то прошу вас — сделайте это побыстрее, ибо ваше присутствие для меня невыносимо.

Подобной наглости было более чем достаточно, чтобы заставить рассвирепевшего Ранульфа вскочить, но он совершенно упустил из виду, что размеры палатки немного не соответствовали его собственным. Рейна с трудом подавила приступ сумасшедшего смеха, когда она увидела выражение лица Ранульфа, который со всей своей недюжинной силой ударился о потолок, отчего стены палатки угрожающе зашатались, рискуя развалить столь шаткую постройку. Ранульфу все же пришлось сесть, и хотя гнев его еще по-прежнему был страшен, Ранульф казался более спокойным, чем когда он возвышался над Рейной непреклонной глыбой, исторгающей огненные молнии.

— Вижу, чувства наши взаимны, — сказала Рейна, прежде чем рыцарь успел открыть рот.

Это только усилило его ярость, а лицо стало совсем темным от переполнявшего рыцаря гнева.

— По крайней мере хоть в этом мы схожи, так что, если вы еще не проглотили свой язык и если он знает что-нибудь более разумное, чем все те глупости, что мне уже приходилось слышать, соизвольте поторопить его!

Она видела, что лишь неимоверным усилием воли Ранульф заставил себя сидеть на стуле. Однако дар речи все же вернулся к нему, и Ранульф прорычал, повернувшись к Ланзо:

— Засунь-ка ей снова кляп, слишком уж она разговорилась. В ответ Рейна сжалась и повернулась к испуганному юноше с предостережением, прежде чем он успел сделать хоть шаг в ее сторону.

— Только дотронься до меня, маленький нахал, и тогда я залеплю тебе такую пощечину, что неделю будешь наслаждаться звоном в твоих ослиных ушах! Если твой хозяин настолько труслив, чтобы выслушать все, что я о нем думаю, то пусть хоть наберется храбрости заткнуть мне рот кляпом. Уверена, он сделает это с особой нежностью…

— Труслив, леди?! Ну что ж, мне и дела нет до того, что вы обо мне думаете, так что вы лишь зря тратите время…

— О да! — перебила его Рейна с злорадной насмешкой. — Рыцарю без рода без племени и не пристало интересоваться тем, что думают о нем. Судя по вашим манерам, вы и есть самый настоящий ублюдок!

— Признаю, что в этом вы правы, — прогремел в ответ Ранульф.

Неожиданно для Рейны ее глупая колкость оказалась правдой. Она что-то слишком уж испытывает судьбу, провоцируя подобным образом своего похитителя. Рейна подняла глаза на Ранульфа, и сердце ее объял холодный ужас: рыцарь сидел стисну кулаки, глаза его налились кровью, и только чудовищная сила воли сдерживала его страстное желание задушить этого наглого куренка. Ну что ж, Рейна все же облегчила свою душу и больше сказать ей было нечего, так что она решила, что наилучшим в этой ситуации будет дать рыцарю высказаться.

— В таком случае давайте не будем больше тратить время попусту, — со вздохом произнесла Рейна. — И освободимся от общества друг друга.

Она все же не смогла удержаться, чтобы не добавить:

— Все-таки в чем была причина вашего столь двуличного поведения?