Образование, данное Ранульфу в Монтфорде, было сугубо военным, и поскольку лорд Монтфорд сам был далеко не щепетильным человеком, то и воспитанникам своим не привил деликатности и благородных манер.

Еще не достигнув шестнадцатилетнего возраста, Ранульф был посвящен в рыцари, ибо проявил себя как достойный воин в одной из междоусобных воин, и, надо признать, действительно заслужил столь высокую награду. Однако ему пришлось задержаться в замке, ибо Уолтер, который, хоть и был его старше, работал еще год, чтобы заслужить звание рыцаря. И Ранульф терпеливо ждал друга, ибо они поклялись, что отправятся на поиски фортуны вместе.

Так что недостойные рыцаря и благородного воина манеры Ранульфа, как посмела заявить эта нахалка, достались ему в наследство от воспитания, полученного в Монтфорде, где не было и намека на учтивость. Однако была еще одна достаточно веская причина, заставлявшая Ранульфа вести себя подобным образом по отношению к Рейне, — это отчаянная ненависть и недоверие, что испытывал он ко всем благородным дамам, с которыми ему не раз приходилось сталкиваться и которых он считал самыми подлыми и коварными существами на свете. Чрезмерно затянувшееся общение с хозяйкой Клайдона окончательно испортило столь удачно начавшийся день, поскольку, вместо того чтобы предаться мечтам о будущем, Ранульф мог думать лишь о том досадном случае, что произошел утром, и о том, что почувствовал он, когда увидел Рейну, вихрем проносящуюся верхом на лошади по лагерю…

В тот момент она совсем не была похожа на этих чопорных дам, высокомерных и лживых. Облако черных как смоль волос струилось по ее спине, очаровательно ниспадая на плечи, чуть прикрывая восхитительные бедра. Коротенькая рубашка теперь совсем не прикрывала ее, обнажая длинные стройные ноги прекрасной формы, гораздо более длинные, чем мог предположить Ранульф, ибо она была женщиной такого хрупкого, деликатного сложения. Или это ему просто показалось, потому что слишком много ему удалось увидеть?!

Рейна великолепно держалась в седле; гордо расправленные плечи, высоко поднятая голова… Несомненно, такому искусному обращению с лошадьми учили ее еще с колыбели. И когда она проносилась по лагерю, такая свободная и гордая, с черными развевающимися волосами, Ранульф не мог отделаться от навязчиво преследовавшей его мысли, что Рейна была удивительно красива, хотя он и знал, что на самом деле все было не так великолепно. Но Ранульф с ужасом почувствовал, как неуемная страсть к этой девушке наполняет горячей волной все его тело, которое отказывалось сопротивляться этому блаженному чувству, поглощавшему его целиком.

Несомненно, он чувствовал подобное лишь потому, что случайно увидел ее обнаженную грудь. Но нет — дело было не только в этом. За всю свою жизнь Ранульф насмотрелся на женскую грудь довольно, чтобы вдруг кровь его воспламенилась от одного лишь вида еще одной, несмотря даже на то что она чуть не ткнулась в его лицо. И все же эта молочно-белая округлость отличалась от всего того, что доводилось Ранульфу видеть прежде. Она была слишком мала, чтобы заполнить собой жадную ладонь мужчины, однако совершенство формы покорило бесстрашного воина: грудь, по-девичьи упругая, ничуть не свисала, как груди больших объемов, отчего они выглядели дряблыми, а эта — желанной. Но что воистину делало ее неповторимой, так это похожий на чайную розу сосок, слишком большой для такой маленькой груди, слишком чувственный… Когда материя слегка задела его и сосок сморщился, Ранульф почувствовал необычную сухость во рту, а увидев Рейну скачущей на разъяренной лошади, он не смог уже более бороться со своими чувствами, что действительно превратились в пожирающую страсть. И в то же время Ранульф не мог объяснить всего, что с ним происходило. Рейна была воплощением того, что он так не любил, — и от этого ему становилось страшно.

В течение всего дня бросал он воровские взгляды на ту, что сидела в обозной телеге с гордо поднятой головой. Он старался убедить себя, что теперь, когда она была полностью одета, в нем не просыпалось то страстное желание, что захлестнуло его при виде полуобнаженного тела Рейны. И ему даже показалось, что он более чем успешно выдержал схватку с этим еще только зарождающимся в его сердце чувством. С ног до головы закутанная в покрывало, Рейна снова была похожа на леди, чопорную и непреклонную, с высокомерно поднятой головой, с глазами, наполнявшимися дикой злобой всякий раз, как взгляды их встречались.

И это бесило его. Почему же ему не удавалось запугать эту маленькую, беззащитную и одновременно такую упрямую женщину?! Неужели не могла она смириться со своей судьбой и не доставлять ему больше хлопот?! Храбрые мужи трепетали перед ним, как слабые полевые цветы при порывах ветра, когда его гнев обращался на них, но только не она. Когда Ранульф приближался к девушке, она всякий раз обрушивалась на него с потоком самой непристойной брани и оскорблений, которые он никогда не простил бы и Уолтеру. Никто, ни единое живое существо, не осмеливался прежде так вести себя с ним. Никто!!!

— Не сделать ли нам остановку в аббатстве, Ранульф? — спросил Уолтер, подъехав к другу. — Оно как раз перед нами, а и людям, и лошадям требуется отдых.

— Ну уж нет! Только не с этим маленьким генералом среди нас.

— Маленьким?! Скорее, маленькой… Но она запросто может подождать нас в лагере, а тем временем мы…

— О чем это ты? Уехать и позволить ей добраться до какой-нибудь лошади, в то время как рядом не будет никого, кто смог бы остановить ее? Ну нет! Я не собираюсь выпускать ее из поля зрения, по крайней мере я должен ее хотя бы слышать, но, пожалуй, от этого можно сойти с ума…

Уолтер усмехнулся, вспомнив отчаянные ругательства Рейны, которые были слышны всем воинам, пока Ранульфу не удалось наконец запихнуть ее в палатку.

— Да, пожалуй, у нее бойкий язычок…

— О!!! Ты слышал лишь малую часть того, что эта негодница обрушила на меня.

— И это, конечно же, случилось, когда она говорила о том, как Ротвелл утаскивает у тебя из-под самого носа такой лакомый кусочек?

— Она утверждает, что у этого старикана нет на нее никаких прав, что она никогда не была помолвлена с ним.

— Послушай, а сам-то ты не сомневаешься в словах Ротвелла? Общеизвестно, что он еще та лиса.

— Не важно, — упрямо процедил Ранульф, — нас наняли не для того, чтобы разбираться, у кого тут есть на что-то права, а у кого — нет.

— Но клянусь ранами Господа нашего, Ранульф! Неужели ты все еще не понял, что это может значить?! Если старикашка солгал, заявив, что девушка принадлежит ему, зачем тогда отдавать ее? Оставь ее себе! Почему бы тебе а самом деле не жениться на ней самому?!

— Прикуси язык! — огрызнулся, ужаснувшись словам Уолтера, Ранульф, — Я не желаю брать в жены леди, а уж эту тем более!

— А что, от Клайдона ты откажешься с такой же легкостью? Вопрос поверг Ранульфа в смятение, однако рыцарь колебался не больше мгновения.

— Я отказался бы от нее, даже если бы в придачу я получил королевство!

— Вообще-то Клайдон не хуже, — с улыбкой заметил Уолтер, но Ранульф лишь мрачно взглянул на него из-под нахмуренных бровей и, ни слова больше не сказав, пришпорил коня, давая тем самым Уолтеру понять, что считает тему исчерпанной.