– Даже вы не знаете, – огорчился слегка Славик.

– Думаю, что и не каждый профессиональный орнитолог определит в полете лугового луня. Некоторых птиц в полете определить почти невозможно, настолько он похожи друг на друга.

– А как же их различают? – удивился Славик.

– Застрелят, посчитают коготки, перышки, косточки и убедятся, что в руках именно луговой лунь.

– Так они всех перестреляют. – Славик не сомневался в истинности своих слов.

– С многими так и поступили. Охотники, биологи, просто любители бабахнуть из ружья, – все внесли свою лепту. Учись узнавать каждую птичку издали: по полету. По расцветке, по походке, по следам деятельности, по манере поведения…

– По какой это по манере?

– Скажем, куропатка никогда на дерево не садится. Увидел на дереве, значит, не она, а какая-то другая птица…

Отец вдруг вскочил, схватился за рюкзак.

– Вы что, не видите? – Он смотрел в сторону заречного бора. – Гроза будет. То-то парило сегодня. Пошли домой скорей.

Славик весело кивнул дяде Пете:

– Слышите? Домой! А утром говорил домой поедем.

– Удилище зачем тебе? На елке лучшие висят… – Отец был готов и торопил остальных.

– Сейчас спрячу. Здесь пригодится, – дядя Петя зашагал к тростнику.

– Сопрут, – уверенно сказал отец. – Слишком белое, заметное.

– Мне все равно чем ловить, но хорошей снастью все же веселее, – говорил через минуту дядя Петя. Они уже шли по узенькой мягкой тропинке, проложенной кем-то сквозь густоту аира и осоки. – А стащить здесь некому. Практически никто не бродит у речки.

Отец придерживался другого мнения.

– Не бывает так, чтобы никто не ходил возле речки, в которой водится рыба. Видишь, тропинка обязательно вдоль нее вьется.

Славик шел сзади и думал, почему он не порыбачил вместе с дядей Петей. Сначала пришлось помогать отцу с костром, а потом не хотелось налаживать удочку с неказистым удилищем. Когда понял, что хорошо клюет, было поздно.

Он не заметил: как отстал от взрослых. Слишком те разогнались. Он не верил, что далекое ворчание грома и темная синева по краю неба предвещает скорую грозу.

Быстро умел ходить отец. Да и дядя Петя не отставал от него. Они несколько раз поджидали Славика, а затем отец пошел последним. Славик совсем пристал, когда они вышли к озеру. До шалаша оставалось десять минут ходьбы по приозерной тропинке.

До сих пор лес заслонял северо-западную часть неба. Теперь, когда перед глазами открылось озеро, появилась и грозовая туча. Небо над ним налилось черной синевой. Застывшее озеро отразило ее, тем самым приблизило и увеличило вдвое. Идеально белая замысловато выгнутая молния за один миг разломила синеву до самых ног, но не коснулась темной полоски берега и не смогла пробить узкую полоску заозерного леса. Гром пророкотал не сразу: негромко, угрожающе.

Отец долго не любовался, оглянулся и зашагал с прежней скоростью. Славик понял, что пока не до разговоров, но совсем забыл, почему так торопится отец. Он увидел их приземистый шалаш, входом немного отвернувшийся от тучи, и представил, как они сейчас усядутся на шуршащие постели и будут ждать первых капель дождя.

Отец бросил в шалаш рюкзак, а сам не замедлил шаг. Только тогда Славик вспомнил про одежду, сухари и сахар, висящие высоко на дереве в той стороне, где в туче угрожающе и непредсказуемо играли ослепительно белые молнии.

Хорошо, что он забыл. Не думал лишнего. Теперь он опомниться не успел, как отец и дядя Петя разом крякнули, пригнулись, каждый поставил его ногу себе на плечо. Когда Славик стал на нижний сук, до этого молчавший отец спокойно, даже весело сказал:

– Успели. Ты, Славик, не торопись, время есть. Рюкзак бросай подальше от сучьев, в нем бьющегося ничего нет…

Дальше Славик не слышал. Все деревья кругом как бы нехотя качнули макушками, и ему в разгоряченное лицо ударила струя холодного предгрозового воздуха вместе с единственной ледяной каплей. Но его могучая ель не шевельнулась… Она, словно предчувствуя сухой треск все еще далекой молнии, вздрогнула в первый раз, когда он дрожащей рукой уже вытягивал застрявший между сучьев второй рюкзак.

Где уж было Славику услышать треск отрываемого кармана штормовки и почувствовать щекой цепкую липкость не застывшей смоляной капельки. Потом в шалаше он обнаружил прореху на штормовке, а отец – черную от смолы щеку.

– Молодец! – разом крикнули и поймали его чуть ли не на лету взрослые. Дядя Петя притащил подобранные рюкзаки. Капли уже вовсю шуршали вверху, застревая пока в еловых ветвях.

Через минуту, когда они сидели на шуршащей подстилке в шалаше, и отец пытался приладить свою штормовку вместо двери, налетевший вихрь чуть ли не до земли согнул крепкие молодые елки и тут же замазал их серой массой хлынувшего по-настоящему дождя. Даже отец немного отпрянул от входа.

– Да, дождик достойный, – сказал дядя Петя, – недаром рыба хорошо ловилась. Если бы я не пошел на речку, наловил бы больше.

– Какая теперь разница, – заметил отец. – Там половил в свое удовольствие. Плохо, что все втроем не ловили – был бы теперь запас пищи.

– Здесь бы и вместе больше наловили, – стоял на своем дядя Петя.

– Зато водяную курочку видели, – сказал Славик и… подпрыгнул с вытаращенными глазами…

Одновременно с ярчайшей вспышкой страшный взрыв грома подбросил его.

– Ого! – уважительно произнес отец, и Славик услышал в его голосе тревогу. – Ударил где-то рядом. Ничего. Та большая ель на нас не упадет, если ей достанется, а молодняк нам не опасен. Да его буря и не осилит, вместе они выстоят.

– Еще американские индейцы не ставили вигвамы под большими деревьями – на случай грозы, – сказал дядя Петя.

– Умные индейцы. И мы не дураками оказались. Вот что ленивы – этого не отнимешь. – Отец стер с руки упавшую каплю, стал рассматривать сквозь жердочки потолка крышу. Следующая капля звонко шлепнулась прямо ему на лоб. – Поленились крышу хорошую сделать. Протекает, – не обращая внимания на смешок Славика, закончил он свое сообщение.

– Чего ей протекать, – начал Славик, – вода с одной веточки на другую, с другой – на третью и скатится в сторону. Все по науке.

– Так-то оно так, – неохотно согласился отец, – да вот некоторые вопреки науке находят лазейку. – Он опять утерся. Почему-то крыша протекала как раз над ним, сидящим ближе всех к выходу.

Они просидели не меньше часа, а дождь все шел, хотя его струи уже не могли заслонять ближайшие деревья. Иногда шум капель почти стихал, но тут же будто порывом ветра опять открывали кран побольше – шум усиливался. Ветер ослаб, но еще раскачивал макушки деревьев. Слабее гремел гром.

– За десять километров от нас молния ударила, – сказал отец. – Уходит гроза.