— Прямо цирк настоящий, — поддержал его Алексей и посмотрел вниз, на землю, куда упали орехи.

Оказывается, вороны отнюдь не забавлялись. Они все рассчитали точно, как летчики при бомбометании. Орехи падали на каменные плитки тротуара и сразу раскалывались на две половинки.

Этого только и дожидались черно-серые птицы. Они дружно кинулись к расколотым орехам и, нетерпеливо толкаясь, стали выклевывать из них ядра.

Вокруг ворон с громким чириканьем носились воробьи, дожидаясь своей очереди, чтобы выклевать своими остренькими клювиками остатки ореха.

— Соображают, как человеки! — в голосе Чайки звучало уже не только искреннее удивление, а восхищение и почтение.

— Поживи лет триста, как живет ворона, и не такое сообразишь, — сказал глухим голосом Николай Павлович, молча наблюдавший за птицами из другого окна.

— Так я ж без шуток!

— Я тоже, — сказал Николай Павлович. — Когда жрать хочется, то и птица мозгами шевелит.

Громов молча смотрел на деловито сноровистых ворон и думал о том, что, быть может, вот эти самые летуньи видели, как сотни лет назад победно завоевывали причерноморскую землю наши прапрадеды, а они с радостным карканьем, предвкушая пиршество, летали над трупами поверженных и еще не похороненных врагов… И в этот момент он услышал свою фамилию, произнесенную громко и требовательно.

— Здесь я, — отозвался Алексей.

В дверях стояла дежурная медсестра, и лицо ее строгое, с нахмуренными подкрашенными бровками ничего хорошего не предвещало.

— Срочно к врачу! Главному!

2

— Старшина первой статьи Громов прибыл по вашему вызову! — четко представился Алексей по форме и осекся.

В кабинете главного врача находился незнакомый черноволосый упитанный человек средних лет в морской форме. Он с деловитым видом сидел за письменным столом Арнольда Борисовича. А главный врач стоял рядом и, как показалось Алексею, был чем-то удручен.

— Это и есть старшина Громов, который вас интересует, — сказал главврач холодным официальным тоном. — Не стану вам мешать своим присутствием…

— Благодарю, — казенно ответил черноволосый, раскрывая папку, и в его голосе сквозила уверенность старшего по званию.

Алексей внутренне насторожился. Поведение главного врача, столь поспешно покинувшего свой кабинет, его подчеркнуто официальный тон, говорили о том, что этот упитанный человек обладает немалой властью.

Когда Арнольд Борисович прикрыл за собою дверь, черноволосый надел очки и через выпуклые стекла стал внимательно и бесцеремонно разглядывать Громова. От этого пристально изучающего взгляда, словно его обладатель хотел увидеть Алексея насквозь — так незнакомые люди бесцеремонно смотрят в оконное стекло, стремясь разглядеть жизнь в чужой квартире, — Громову стало не по себе. Он внутренним чутьем уловил дыхание надвигающейся опасности. Большой опасности… Алексей еще не знал, откуда она придет, но что опасность уже существует, не сомневался. Он насторожился, собрался, приготовился встретить любые удары судьбы.

— Будем знакомиться, — все тем же официально жестким тоном произнес черноволосый, но не поднялся и не протянул руки. — Меня зовут Виталий Давыдович Чернявинский. Следователь военно-морской прокуратуры.

Слова «следователь» и «прокуратура» успокоили Алексея, ибо никакой вины за собой он не чувствовал.

— Старшина первой статьи Алексей Громов, — повторил Алексей.

Он хотел было уже сказать о том, что, возможно, произошло какое-то недоразумение, но Чернявинский остановил его жестом руки.

— Вижу, что Громов, — в его голосе послышались нотки приказа. — Садитесь! Разговор будет у нас долгим.

— Спасибо, — Алексей сел на табуретку, которая словно бы специально была поставлена напротив стола. — Слушаю, товарищ следователь. Не знаю, как вас называть по званию?

— Вопросы задавать буду я, — жестко сказал Чернявинский. — Ваше дело отвечать.

— Слушаюсь! — Алексей вдруг почувствовал, что недоразумением тут и не пахнет. В голове пронеслись мысли: «В чем меня обвиняют? Что же я такого натворил?»

— Вопросы буду задавать я, — зачем-то повторил следователь. — Начнем по порядку. Отвечайте четко и ясно. Каждый ваш ответ я записываю в протокол допроса. Фамилия?

— Громов, — ответил Алексей и невольно припомнил, как давным-давно, в детстве, его допрашивали в милиции. Но тогда он знал за собой вину, а теперь… Сплошной туман и одни неизвестности.

— Имя?

— Алексей.

— Отчество?

— Иванович.

— Время рождения?

— Двадцать первый год.

— Точнее отвечайте. Число, месяц и год рождения?

— Двадцать восьмое января одна тысяча двадцать первого года.

— Девятьсот двадцать первого года? — уточнил следователь.

— Да. Вы правы. Одна тысяча девятьсот двадцать первого года.

— Место рождения?

— Город Феодосия.

Вопросы сыпались один за другим. Про отца и мать, про деда. В какой школе обучался, где призывался в армию, когда и какой учебный отряд в Севастополе окончил, какой воинской профессией овладел, когда был приписан к экипажу крейсера «Червона Украина», как проходила служба, кто прямой начальник на корабле, и так далее и тому подобнее. Каждый ответ Алексея следователь старательно записывал в протокол. А про спорт — ни слова, словно в биографии Громова боксерские успехи ничего и не значили. Алексей попытался было рассказать о них, но Чернявинский его сухо остановил:

— Спорт прокуратуру не интересует, как и все ваши достижения. Их к делу не пришьешь.

— К какому еще делу? — настороженно спросил Алексей.

— Я уже предупреждал и еще раз повторю, что вопросы буду задавать я! Причем те, которые напрямую касаются вашего дела. Кратко поясняю. На вас заведено уголовное дело. Самое обыкновенное уголовное дело. — И следователь показал на раскрытую папку, лежащую на столе перед ним.

Казенное слово «уголовное» потрясло Алексея, как пропущенный в бою на ринге удар, а пугающее выражение «дело», которое на него уже, оказывается, «завели», обдало холодом. За что? Почему? Что же он натворил такого, что ему шьют уголовщину?

— Нет-нет! Какое еще уголовное дело? Погодите, товарищ следователь! — выпалил Алексей. — Надо разобраться!

— Спокойнее, старшина! Придержите свои эмоции. И вопросы, еще раз повторяю, буду задавать я! Вам понятно?

— Да. — Алексей старался взять себя в руки, чтобы не наломать дров, хотя внутри у него все кипело и бушевало.

— А теперь приступим к рассмотрению сути вашего дела, — Чернявинский выделил слово «теперь», давая понять, что разговор пойдет о важном и судьбоносном. — Начнем по порядку, с самого начала.