— С какого еще начала? — Громов сжал кулаки и почувствовал, как у него от волнения вспотели ладони.

— Не перебивайте! Спрашивать буду я! — Следователь сурово посмотрел через стекла очков и продолжил: — Итак, отвечайте на вопрос. Вы самовольно покинули крейсер «Червона Украина» пятого ноября сего года?

Ах, вот оно что! Алексею стало намного легче и свободнее, словно с его плеч свалился тяжелый груз.

— Нет, конечно! Никакой самоволки не было! По увольнительной!

— Давайте конкретнее. С самого начала. И поподробнее.

— Хорошо, товарищ следователь. Начну с самого начала. Утром пятого ноября меня вызывал младший лейтенант Коркин.

— Младший лейтенант Коркин ваш прямой начальник?

— Да. Он командир башни. Орудийной башни.

— Должность Коркина нам известна. — Чернявинский заглянул в свою папку, полистал страницы, что-то там прочитал, как бы убеждаясь в сказанном, и разрешил: — Продолжайте дальше.

— Младший лейтенант Коркин сказал, что меня вызывают в штаб флота в отдел физподготовки.

— Кто конкретно вызывал?

— Коркин сказал, что на крейсер поступила радиограмма и меня вызывает в штаб флота Дмитрий Васильевич.

— А кто такой этот Дмитрий Васильевич? У него фамилия есть?

— Да его во всем флоте знают! — уверенно сказал Алексей. — Это же наш «Бог физкультуры»!

— Такой должности нет.

— Извините, товарищ следователь. Меня вызывал, как тогда сказал мне Коркин, флагманский инспектор, интендант второго ранга Дмитрий Васильевич Красников.

— Это другое дело! — злорадно радостным тоном произнес Чернявинский, и по его голосу можно было определить, что следователь весьма доволен тем, что в «деле» Громова, оказывается, играет весьма важную роль некий руководящий работник штаба. — Так и запишем, что на крейсер поступила радиограмма от флагманского инспектора интенданта второго ранга Красикова, в которой вам предписывалось прибыть в штаб флота. Так? Правильно я записал с ваших слов?

— Точно так было, товарищ следователь, — подтвердил Алексей, не понимая, почему тот так обрадовался, услышав фамилию Дмитрия Васильевича, но в глубине души уже чувствуя, что этим своим признанием он дал повод Чернявинскому заподозрить невесть в чем «Бога физкультуры».

— Продолжайте.

— Младший лейтенант Коркин сказал, чтобы я немедленно отправлялся на берег в штаб флота, и вручил мне увольнительную записку.

— На какой срок увольнялись на берег?

— Как обычно, до полуночи, — сказал Алексей и сам же уточнил: — До двадцати четырех ноль-ноль.

— Так и запишем в протокол, что вы из рук своего прямого командира, младшего лейтенанта Коркина, получили увольнительную записку, в которой вам разрешалось находиться на берегу до двадцати четырех часов и предписывалось по истечении этого срока вернуться на крейсер «Червона Украина». Правильно я записываю с ваших слов?

— Правильно.

— Пойдем дальше. Следующий вопрос. Вас одного вызывали в штаб флота?

— Нет. Еще двоих.

— Назовите их.

— Чемпион флота штангист Бобрун и борец Чуханов, — сказал Громов и тут же уточнил: — Мичман Степан Бобрун и старшина второй статьи Иван Чуханов.

— Так и зафиксируем… — закончив записывать, следователь сказал: — Рассказывайте дальше.

— Дежурный катер доставил нас на берег. Прибыли в штаб. А там Красникова не оказалось на месте, его вызвал начальник Политического управления, и нам предложили подождать. В штабе кипит работа, все чем-то серьезным заняты, а мы без дела, даже неудобно было себя как-то вроде посторонними чувствовать. Тут появляется дежурный офицер с красной повязкой на рукаве и говорит нам: «Если свободны, то помогите выгрузить боеприпасы из подводной лодки, что пришла рейсом из Новороссийска». Там, на берегу под скалой, около входа в штольню, где находится штаб флота, есть причал для подводных лодок. Мы согласились, хотя одеты были не в рабочую форму.

— Фамилию дежурного не запомнили?

— Нет. Даже и не поинтересовался. Если бы наперед знал, что пригодится для прокуратуры, то спросил бы. А тогда мы поработали, поизмазались, конечно. Ящики с гранатами, минами и патронами. С подводного корабля грузили сразу на грузовики.

— Эти подробности прокуратуру не интересуют, они к делу не относятся, — остановил его Чернявинский.

— Нет, дорогой товарищ следователь, именно тут и заключается главный гвоздь программы! — сказал Алексей решительно и напористо. — Именно с этого момента все мои приключения только и начинаются. И это прошу записать!

— Хорошо, рассказывайте свою байку…

— Не байка, а живая действительность, к вашему сведению, товарищ следователь военно-морской прокуратуры! И вещественное доказательство налицо в виде моего тяжелого ранения. Это даже ежику понятно будет! — выпалил Громов и с плохо скрываемой неприязнью посмотрел в глаза Чернявинского, холодные и невозмутимо спокойные.

— Продолжайте, — равнодушно сказал следователь.

— Так вот, товарищ следователь, чтоб вам было все ясно, после окончания погрузки боеприпасов одна машина оказалась без сопровождающего, — Алексей старался говорить спокойнее. — Дежурный офицер приказал сопровождать эту машину с боеприпасами к месту назначения, то есть на передовую, под Балаклаву, в бригаду морской пехоты.

— Вам лично приказал?

— Он спросил, кто из нас согласен? Мичман Бобрун как старший из нас по званию ему ответил, что мы прибыли по вызову флагманского инспектора Красникова и не можем распоряжаться сами собой. На это дежурный офицер сказал, что он как ответственный дежурный по штабу имеет большие полномочия, и мы обязаны выполнять его приказ. А что касается пребывания на берегу, то этот вопрос он берет на себя и согласует как с флагманским инспектором, так и с дежурным по кораблю. Мичман Бобрун сказал еще, что в таком случае нам необходимо иметь на руках документ с его приказом. Дежурный офицер тут же написал распоряжение насчет сопровождения машины и спросил мичмана, чью фамилию вписывать. У Чуханова, как нам стало известно по дороге в штаб, была задумка вечером, как освободимся, еще повидаться со своей девушкой, и отправляться с машиной на передовую ему было не резон. Мичман посмотрел на меня, как бы спрашивая взглядом мое согласие, я ему кивнул в ответ, и тогда он дежурному офицеру назвал мою фамилию. Тот на бланке штаба написал записку на корабль, что мое увольнение продлевается еще на двенадцать часов, и вручил ее мичману Бобруну, чтобы он передал ее старшему дежурному по крейсеру. А мне выдали документ на сопровождение машины с боеприпасами. Вот таким образом я и оказался на передовой под Балаклавой в бригаде морской пехоты, — закончил рассказ Громов, почему-то довольный тем, что ни словом не обмолвился о Сталине Каранель.

Он и сейчас помнит выразительный взгляд мичмана, в котором был не столько вопрос, сколько радость за Алексея, получившего счастливую возможность хоть на часок побывать в морской бригаде и там встретиться со своей любимой.