После Рождества “Гельголанд” нес патрульную службу через день, — занятие утомительное, часто означавшее бессонные ночи. Кроме того, оно было невероятно однообразным. Штумпф записывает в своем дневнике: “Не происходит ничего, достойного упоминания. Если бы я записывал свои дела ежедневно, то пришлось бы писать одно и то же”.

Этот день тоже был похож на прочие.

Сперва Штумпф вместе с другими матросами драил палубу. Потом они начищали до блеска все латунные детали. В конце последовал педантичный осмотр формы. Последнее приводит Штумпфа в ярость. Он записывает в дневнике:

Штумпф стискивает зубы по время “отвратительного осмотра” и желает про себя, чтобы вражеский самолет “сбросил бомбу на голову зануды командира”. Он утешает себя тем, что после обеда будет свободен.

И тут поступает приказ: “Гельголанд” должен вернуться в Вильгельмсхафен для постановки в сухой док. “Черт побери, — пишет он, — еще одно испорченное воскресенье”. Война продолжается наперекор ожиданиям Штумпфа. Вечер был потрачен на возню в шлюзах. В синих сумерках попытки двинуться дальше провалились, и они подошли к берегу на ночь.

31.

Пятница, 22 января 1915 года

Ученик пекаря посещает Эльфриду Кур в Шнайдемюле

Уже поздно. В дверь звонят. Эльфрида открывает. На морозе, в темноте стоит ученик пекаря, в белой рабочей одежде и деревянных башмаках, покрытый мучной пылью. Он протягивает девочке закрытую корзинку. В ней лежат свежеиспеченные хлебцы, еще горячие, только что из печи. Обычно они получают свежий хлеб по утрам, а сейчас вроде вечер? Мальчик смеется: “Теперь все по-другому, фройляйн”. И рассказывает, что ввели новые государственные ограничения на использование муки и что теперь нельзя печь по ночам. Но расстраиваться здесь нечего, вот он наконец сможет спать, как все нормальные люди. И побежал дальше, крикнув ей: “Это из-за войны!”

Бабушка одобрила нововведение. Немцы едят слишком уж много хлеба. В газетах появились строгие предупреждения о запрете использовать зерно на корм скоту: “Каждый, кто скармливает зерно скоту, совершает преступление против Отечества и понесет наказание”. В хозяйственной жизни Германии возникла необходимость серьезных изменений: теперь калории следует получать не из мяса, а из исконной вегетарианской пищи. (В зерне, например, его в четыре раза больше, чем при пересчете на мясо.) Нет, не мясо, а овощи должны отныне царить на обеденном столе немцев. В этих краях две трети населения работают на земле. Но это не значит, что все живут в равных условиях. Мелкие крестьяне и сельскохозяйственные рабочие уже почувствовали на себе, что времена меняются к худшему, тогда как зажиточные крестьяне справлялись превосходно. Эльфрида слышала разговоры о том, что богатые крестьяне, несмотря на все запреты, продолжают кормить своих коров и лошадей зерном; это было заметно по упитанности скота и его лоснящейся шерсти.

Нет, богатые крестьяне и помещики еще не почувствовали на себе тягот войны:

К негодованию и зависти Эльфриды при мысли о том, как ведут себя богачи, примешивались в тот день угрызения совести. Ведь и она в некоторой степени провинилась перед Отечеством. Девочка очень любила лошадей и иногда украдкой угощала их хлебушком или яблоком. Но теперь лошадей встречалось не так много, как бывало перед войной; всех их забрали в армию, кроме тех, без которых было не обойтись в сельском хозяйстве.

32.

Среда, 3 февраля 1915 года

Мишель Корде встречает в Париже героя

Еще один обед. Самый именитый гость за столом — без сомнения, известный писатель, искатель приключений, путешественник и академик Пьер Лоти[65], самый странный — лейтенант Симон, в гражданской жизни — учитель французского в Англии и переводчик. Да, переводчик: Симон перевел одну книгу с английского на французский язык, но популярной она не стала, ибо в ней рассказывалось о немце (Гёте). Несмотря на свои ничтожно малые заслуги в литературе, лейтенант упорно бился за положение героя вечера. Как-никак он ветеран сражения у Марны, где он потерял глаз и был ранен в руку. За окнами — прохладный Париж.

Сражение у Марны уже окружено особым ореолом. Причина понятна: именно там были остановлены казавшиеся непобедимыми немецкие армии, там был спасен Париж и исчезла угроза поражения в войне. (Кроме того, победа у Марны стала утешением после огромного разочарования по поводу провала дорогостоящего наступления французов в немецкой Лотарингии в самом начале войны.) Но была и еще одна причина. Поле боя было доступно. Зона боевых действий обычно являлась строго закрытой для гражданских лиц, требовалось специальное разрешение, чтобы просто позвонить туда по телефону. (Иногда даже у высокопоставленных политиков возникали трудности, когда они намеревались выехать на фронт, а они охотно просились туда, потому что это выглядело достойным поступком, и к тому же они могли нарядиться в костюмы собственного изобретения, напоминавшие военную форму. Однажды, когда Бриан приехал на фронт, его приняли за шофера.) И тем не менее места у Марны, где проходили бои, были открыты для всех желающих и находились в удобной близости от Парижа. Поэтому они скоро стали местом паломничества. Люди приезжали туда, собирали осколки, усеявшие поле после боев, увозили домой в качестве сувениров разные предметы: это были каски, фуражки, пуговицы, гильзы от патронов, осколки гранат, картечь. Те, кто был не в состоянии совершить поездку на поле, мог вместо этого купить что-нибудь на память на некоторых рынках, где только что собранные сувениры продавались прямо в корзинах.

Лейтенант Симон принялся описывать свои впечатления и то, как он был ранен в сражении. Тут Корде в замешательстве увидел, что гости за столом сидят рассеянные и почти не слушают рассказчика. Истории о героях и драматических военных событиях тоже подвержены инфляции. И тогда он вспомнил об офицере, которому ампутировали обе ноги и который сказал потом: “Ну вот, теперь я герой. А через год стану просто калекой”.

По-прежнему немыслимо сказать: скорее заключили бы уже мир. Услышав подобное, все хором кричат: “Возмутительно!” Народ снова стал заполнять рестораны[66].