— Ваш друг? — поинтересовалась я. — Старый знакомый?

— Нет, почему вы так решили? — удивился Жан-Поль.

— Хм… Ну, продолжайте, продолжайте.

В конце концов спутник закончил диалог и со вздохом повернулся ко мне:

— Нам не везёт. Все номера заняты. Пик сезона.

Я обалдела.

— Все номера заняты?! И вам понадобилось в лицах пересказать портье «Илиаду» Гомера, чтобы это выяснить?!

Парень за стойкой снова быстро закудахтал. Мой акын с готовностью подключился к беседе. Минут пять я переводила взгляд с одного на другого, прикидывая, а не кинуть ли в багажник ещё парочку трупов.

Опыт-то имеется. Мозги не помнят, но руки сделают.

— Осталась всего одна комната. С двуспальной кроватью, — Жан-Поль одарил меня многозначительным взглядом.

— Так чего мы ждём? — воскликнула я. — Оплачивайте! Или я прилягу прямо здесь…

Портье проводил нас наверх и показал номер. Он был крошечным, но милым. Половину комнатушки занимала кровать под покрывалом цвета кофе с молоком. На покрывале лежали сложенные квадратом два банных халата. Но самые яркие чувства вызывал белоснежный санузел, я просто рвалась туда всем сердцем: скорее, скорее в душ!

За окном виднелась ажурная решётка балкона, сквозь зелень деревьев проглядывали стены и арки местного колизея.

Прихватив халат, я тут же закрылась в ванной, встала под душ и замерла от блаженства: тёплые струи воды смывали с меня все страхи и горести.

Последние двое суток были дикими. Позавчера, в четверг, я узнала о том, что мой ребёнок ждёт ребёнка. Вот такая тавтология, немудрено и голову потерять… Надеясь укрепить моральный дух, будущая бабуля предалась горькому веселью в компании Кристины и двух обольстительных испанцев. Вчера вечером, окончательно убедившись, что моя крошка исчезла, я пережила множество ярких моментов, общаясь с местной полицией. Сегодня я, не ведая о том, доставила в полицейский участок тело несчастной сокурсницы, познакомилась с Жан-Полем, попала в розыск, лишилась телефона и документов…

А ещё — впервые за шестнадцать лет материнства — я поняла, что совершенно ничего не знаю о собственной дочери.

…Комплект белья изумрудного цвета украсил собой блестящую змею полотенцесушителя. Платье выглядело нормально, несмотря на мою беготню по городу и пляжу. Но я и его заодно сполоснула, так как ткань обладала волшебными свойствами — быстро сохла, не мялась, не теряла форму. Стирать в раковине дорогущее платье было свинством. Но у меня рука не дрогнула. Я трупы развожу по городу, как пиццу. Разве можно меня чем-то смутить?

…Лампы на прикроватных тумбочках излучали тёплый свет. Я вышла из ванной, сияя чистотой. Влажные волосы холодили шею. Но я сразу поняла, что погорячилась с платьем.

— Давайте сходим в ресторан и наконец нормально поедим, — предложил Жан-Поль, внимательно меня осматривая. — Я умираю с голоду. А вы?

— А мне не привыкать, — вздохнула я. — Сколько у меня было таких голодных вечеров. Стараюсь вообще после шести не есть. И до шести желательно тоже. Так что идите сами, мой дорогой Жан-Поль, оторвитесь за нас двоих. Дело в том, что мне не в чем выйти из номера. Не в халате же идти в ресторан?

— Да, это было бы чересчур смело, — признал француз, терроризируя меня взглядом. Он словно надеялся просветить халат насквозь и убедиться, что под ним ничего нет.

— А я — пас. У меня не осталось никаких сил…

Подушка была мягкой и пахла свежестью.

Не слышала, отправился ли Жан-Поль в ресторан. И не знаю, как он провёл ночь в одной кровати с полуголой обворожительной красавицей (это я о себе, да!), потому что отключилась в одно мгновение, словно кто-то нажал кнопку.

В девять утра мы сидели за завтраком в ресторане «Фиолетовой лошади». Стол перед нами, накрытый белоснежной скатертью и фиолетовыми салфетками, был заставлен немудрёной французской едой: тут были горячие круассаны и булки, масло и джем, кофе и сок.

Я провела пальцем по краешку фарфорового блюдца, увидела своё отражение в сверкающем лезвии ножа…

Кристина… Мысли о ней лишали сил и самообладания. Едва открыв глаза сегодня утром и сладко потянувшись в ворохе душистых простыней, я сразу вспомнила все ужасы вчерашнего дня и похолодела.

Я, в конце концов, решила вовсе не думать о бедной однокурснице. Ей уже ничем не поможешь, а мысли о том, как глупо и трагично оборвалась её жизнь, просто выматывают. Мне нужно оставаться сильной, ведь я должна найти свою дочь…

Мой спутник загадочно сверкал глазами. Вероятно, ночью у меня задрался халат, и милый Жан-Поль увидел мою голую попу, укреплённую тренировками не хуже, чем северные границы Отечества.

Подумаешь, голая попа.

Разве француза этим удивишь?

Пусть ночью пришлось посверкать различными частями тела, зато утром я смогла надеть чистое бельё и чистое платье и сейчас сидела за столом красивая и безупречная — как на дипломатическом приёме.

— Вчера, когда вы спали, я показал Антуану фотографию наших детей.

— Кто такой Антуан? — Я принялась увлечённо намазывать булочку маслом, мой желудок давно уже скрутило от голода.

— Портье.

— Ах, он. Да, я заметила, у вас с ним сразу же установились приятельские отношения.

— Вовсе нет!

— Но вчера вечером вы с ним едва не осыпали друг друга лепестками роз. Сначала я даже подумала, что вы разлучённые в детстве близнецы.

— Ха-ха, очень весело. Но видите ли, мадам, мы, французы, приветствуем сердечную и открытую манеру общения.

— Это верно, — кротко согласилась я, вспомнив, как меня одаривали улыбками на улицах Монпелье совершенно незнакомые люди.

Знали бы они, с кем имеют дело!

Я, может быть, подругу укокошила.

— А вы, русские, закрыты и насторожены.

— Увы. Но из-за вашей сердечности и открытости Франция скоро превратится в сплошное гетто, где живут люди, не знающие французского языка и не желающие принимать ваши культурные и нравственные ценности.

Жан-Поль сразу насторожился.

— Мы не можем закрыть границу на замок и не пускать к нам несчастных иммигрантов, лишённых крова, работы, еды, — сказал он.

— А почему бы вам сначала не позаботиться о миллионах ваших безработных граждан?

— У нас политические дебаты?

— Хорошо, оставим эту тему. Что сказал Антуан? Как я понимаю, наших детей он тут не видел. Иначе вы бы сразу мне об этом сообщили. А не встали бы грудью на защиту иммигрантов.

— Увы! Не видел.

Я протянула руку к волосатому запястью Жан-Поля и повернула к себе циферблат его часов.