— Достаточно, чтобы создать семью? — спросила Тони. — Глупости, и тебе это известно. Думаю, гораздо вероятнее, что ты никогда не продашь душу женщине.

Берн снова рассмеялся, признавая долю правды в ее словах.

— Ничего хорошего из этого не выйдет. Все вспоминаю, как я на днях остолбенел.

Тони не сразу уловила связь, но через секунду до нее дошло.

— Остолбенел? — недоверчиво переспросила она. — По-моему, ты несся со скоростью света.

Он нахмурился.

— Брось, я не супермен.

— Ну, проходи, садись, — предложила Тони воркующим голоском.

— Спасибо. А почему ты села так далеко? — спросил он, когда они оба устроились в гостиной.

— Ты же меня предупредил, Берн. Нет дыма без огня.

— Хорошо хоть что-то усвоила. — Не в силах усидеть на месте, он выпрямился во весь рост — шесть футов три дюйма. — Не хочу рассиживаться. Чувствую какое-то беспокойство. Сделай-ка мне чашку кофе. Посмотрим, какая ты хозяйка. Настолько же заботливая, насколько и красивая?

— Многие женщины сочетают оба достоинства, — усмехнулась Тони, пытаясь выровнять дыхание. Напряжение стало почти невыносимым.

— Кейт сказала, что Зоэ точно приедет.

— Собирается, но не знаю, можно ли на нее положиться.

— Это мы все усвоили. — Когда они шли по коридору, Берн внезапно обнял ее за талию. — Привет, Антуанетта, — шепнул он низким, бархатным голосом.

— Привет, Берн.

— Ты пришла в себя после происшествия? — Он впитывал глазами ее красоту, любовался ею, ее золотистыми волосами, фиалковыми глазами.

— Почти. Только вот это… — Она показала ему левый локоть, который сильно ободрала. — Хочу быть безупречной на свадьбе.

Ее жест поразил его своей трогательностью. Он взял руку Тони, легонько поцеловал быстро заживающую ссадину. Кожа у нее нежная, как у ребенка. Новая волна желания захлестнула его. Что с ним происходит? Он привык держать все под контролем и думал, что так будет всегда.

— Если бы я был не я, а кто-то другой, я бы сам подумал, не сделать ли мне предложение, — усмехнулся он.

— Не будь так уверен, что я отвечу согласием, — парировала Тони с вызовом, к которому, однако, примешивалась неуверенность.

— Ты бы сделала так, как я скажу.

Она взглянула в его блестящие гипнотизирущие глаза.

— Никогда! — Прерывистый вздох несколько подпортил смелое высказывание.

— Давай посмотрим. — Казалось, он размышляет. — Поцелуй меня. — Мягкость в его голосе исчезла, отчего у Тони по спине пробежали мурашки. Волна чувственного наслаждения затопила ее.

— Берн, ты меня пугаешь, — искренне призналась она.

Его красивый рот дрогнул в презрительной усмешке.

— Взаимно, ты меня тоже пугаешь.

— И тебе это не нравится, Берн Бирсфорд. Ты привык нажимать на кнопки и заставлять людей прыгать.

Он преувеличенно горестно вздохнул.

— Похоже, мы дошли до опасной стадии, Антуанетта. Но я никогда не забываю о работе. То есть о деле всей жизни. Ты способна оценить мои слова. Вряд ли нужно расшифровывать.

— Не нужно. — Она опустила глаза. — Увлечения приходят и уходят, а работа остается навсегда. Одного я не понимаю: на чем основано твое недоверие к женщинам?

Он помедлил с ответом, внимательно глядя на нее.

— Ранний опыт, наверно. Дело не во всех женщинах. В одной. Той, что проникла мне в самое сердце. Угрожает целостности моей личности.

Тони стояла неподвижно, боясь пошевелиться, словно малейшее движение толкнет их к пропасти.

— Ты эгоист, Берн Бирсфорд. — Думала она совершенно иначе.

— Просто у меня сильно развит инстинкт самосохранения. Мужчины созревают рано. Знаешь, почему? Мы считаем женщин богинями. Существами, которые могут вознести нас на вершины блаженства или низвергнуть в ад. Стоит только сделать шаг.

— Ко мне? Какая я, по-твоему? — Неужели он опять связывает ее с матерью?

Его серебристо-серые глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу.

— Ты красивая. Любящая, щедрая, полная жизни, смелая.

— Должны быть и недостатки. — Тони приготовилась к худшему.

Берн коротко рассмеялся. Приподнял ее длинный локон, отвел за плечо.

— Тебе двадцать два.

— И к тому же я дочь Зоэ? — выпалила она.

— Совершенно очевидно, что Зоэ и мечтать не могла о более преданной дочери. Нет, Антуанетта, я рассматриваю тебя, как самостоятельного человека. Твой характер, твоя личность, уникальны.

— Тогда ты должен был заметить, что я умна не по годам. — Она попыталась улыбнуться.

— Самая умная, — ответил Берн тоном, окрашенным чувственностью.

— А ты меня соблазняешь.

В ответ он рассмеялся, в глазах зажглись веселые огоньки.

— Господи, да я молюсь каждый вечер, чтобы мое самообладание меня не покинуло.

Тони отвела глаза — так ей легче будет высказать то, что у нее на уме. Он играл на ее чувствах, как на флейте.

— Возможно, таково твое намерение, но ты посылаешь два совершенно взаимоисключающих сигнала, Берн. Один: иди ко мне, а другой: не вторгайся в мое пространство.

Он подарил ей улыбку, от которой у нее замерло сердце.

— Ну, это лишь свидетельствует о том, какой у меня сумбур в голове. Все твоя вина, Антуанетта. Прекращай свои попытки проанализировать меня. Вот о чем тебе действительно стоит беспокоиться.

Жар его поцелуя опалил ее. Реакция Тони не была постепенной. Страсть вспыхнула в ней, как пламя. Он положил ее голову на изгиб своей руки — высокий, сильный мужчина, возвышающийся над хрупкой юной женщиной. Не богиней, а простой смертной, подавленной древним первобытным мужским желанием.

Ее тело не сопротивлялось. Она изогнулась навстречу ему, подобно Леде, обнимающей лебедя. Не существовало объяснения происходящему. Это было волшебство. Царство фантазии. Только для влюбленных.

Тони желала Берна так сильно, что ей угрожало полное подчинение его воле. Он подавлял ее, целуя столь страстно, что казалось: его жесткий самоконтроль вот-вот разлетится вдребезги.

Когда его рука накрыла ее грудь, Тони задрожала, будто тростинка на ветру. Жаркие волны разливались по ее телу, словно в жилах у нее текла не кровь, а жидкий огонь. Такое возбуждение требовало разрешения. Руки Берна скользнули по бедрам Тони, повторяя изгибы тела, стремясь все ближе к ее трепещущему естеству.

Мысль о том, чем это неизбежно кончится, уже проникла в ее затуманенный мозг. Ее отчаянно влекло к нему, но быть отвергнутой потом, после… Нет, это ее наверняка убьет. Равнодушия ей не вынести. Берн тоже весь во власти желания: от возбуждения его тело напряглось, отвердело, мускулы в мощных руках слегка подрагивали, но это нечто другое. Она любит его. Для нее главное — чувства, которые она открыто выразила, а у него все иначе. Может, он вообще никогда не решится отдать свое сердце женщине. Может, он скорее пойдет на самоограничение, если это будет необходимо для защиты его мужской независимости. Но, все же он поддался страсти, сметающей все на своем пути…