Свободному от приготовления деревянных игл пришлось заняться ею, поскольку девушка вдруг стала проявлять чудеса героизма — пользуясь полной бесконтрольностью, она бросилась на ямайца, державшего Мартынова, и стала молотить бандита руками.

Рассмеявшись, Джексон оторвался от костра и приблизился к Мартенсону.

— Мистер, два миллиона — это всего пятая часть того, что у вас есть. На черта вам, скажите, все десять, если через четверть часа вы будете мертвее всех мертвецов? И потом, я не грабитель, я защищаю свое имущество. Власти не смогут вернуть мне мои деньги, меня завалят глупыми вопросами относительно того, у кого я брал кокаин в Колумбии, каким каналом переправлял в Штаты, а потом в Россию. Попросят назвать получателей, посредников и, наконец, усадят меня в тюрьму лет этак на двести! — Джексон рассмеялся. — Поэтому вы должны понять меня.

Вынув из кармана карандаш, он покрутил его перед глазами, а потом попросил своего подельника отпустить одну из рук миллионера.

Сунув карандаш между пальцев Андрея, он сжал его ладонь в дружеском приветствии…

Боль, пронизавшая мозг Мартынова, заставила его легкие разорваться криком и заглушить ночной прибой.

— Начинай говорить, сукин ты сын!.. — взревел Джексон и с размаха всадил туфель от Prada в бок русского.

Если печень не разорвалась, значит, буду жить, пронеслось в голове Андрея, и он, помутившись сознанием, повис на одной руке стоявшего за его спиной громилы.

Уже готовый к пытке ямаец с наструганными из ветки иглами стоял и раздумывал, что делать дальше. Босс просил не бить русского, чтобы развязать ему язык. А сам вырубил его сразу, едва представилась такая возможность.

— Ладно, леди, — решительно развернулся в сторону Сандры владелец потерянных миллионов. — Ваш муж оказался крепкий малый. Посмотрим, что знаете о его банковских счетах вы.

Сандра была тут же брошена на песок, и сильные черные руки принялись срывать с нее белье. Выворачиваясь и крича, она понимала, что выиграет от этого не больше минуты. Все закончится тем, что ее ударят по голове, чтобы приглушить, как рыбу, а потом дело все равно будет сделано.

— Если ты, обезьяна, сделаешь то, что надумал, я вырву тебе глотку…

В какой-то момент показалось, что голос донесся сверху. В этой ситуации говорить таким тоном такие слова мог только Господь или Ангел Семи Церквей, ниспосланный Им на Землю для проповеди. Кто-то из них двоих, но никак не полуживой русский.

Приглядевшись, Джексон увидел и ожившую жертву, и лежащего на земле подельника. У последнего был свернут на сторону нос и, кажется, сломана шея. В суете и вожделенном наблюдении за процессом раздевания красивой белой женщины главный герой прошлого эпизода оказался вне игры. И сейчас по этому поводу приходилось переживать. Другого чувства и быть не могло, потому как дульный срез тупорылого «узи» в руке Мартенсона был направлен в сторону костра таким образом, чтобы одной очередью свалить с ног всех, если это понадобится.

— Отпустите девчонку.

— Девчонку? — повторил Джексон. Он без страха, но с удивлением поглядывал в сторону Сандры, собирающей с земли одежду. — Так миссис оказалась мисс? — и он рассмеялся. — Мартенсон, вы не будете стрелять. У вас на счету десять миллионов, и чего вам совершенно не нужно, так это полицейского преследования. Вы даже с оружием боитесь меня. Боитесь, но не ненавидите, потому что я прав, а вы мой дебитор… Убейте ее.

Какое-то мгновение на берегу царила тишина. Никто из присутствующих не понял существа приказа. Зачем ее убивать?

И лишь когда желваки снова появились на скулах босса, один из его людей вскинул оружие…

И грянул выстрел.

Палец Мартынова дрогнул на спуске, но в последний момент он успел остановить его стремительный ход. Неожиданный грохот пистолета тридцать восьмого калибра в стороне от костерка привел в замешательство не только его. Ямаец, уже собравшийся было разрядить весь магазин в русского и его подружку, замер и оглянулся.

— Ни с места!.. — прокричал из темноты испуганный голос. Он принадлежал человеку, только что выстрелившему над головами группы не понравившихся ему людей. — Полиция Нью-Йорка, уроды! Встать на колени!! Встать на колени!!

Мартынов знавал многих копов США. Большая часть из них владела собой и умела контролировать внезапно образовавшуюся экстремальную ситуацию сразу, без проволочек. Однако были и те, кому прилива смелости хватало лишь на требование бросить оружие. В дальнейшем, если подозреваемый не повиновался, они удалялись от места происшествия настолько стремительно, насколько хватало натренированных в полицейской академии ног, и тут же начинали вызывать подкрепление всего штата, заявляя при этом, что происходит нечто ужасное.

Русский мент, если уж он решил зачем-то забраться ночью под мост и приказал шестерым здоровенным мужикам бросить оружие, пойдет напролом и никого на помощь звать не будет. Он лучше перестреляет всех к чертовой матери, а потом полгода, пока над ним висит прокурорская проверка, будет сидеть в кабинете и доводить до ума запущенные за пять последних лет сыска бумажные дела, чем отступит…

И сейчас Мартынов узнал этот голос. Он звучал, как изношенная струна скрипки — жалобно и высоко. Этого только тут не хватало, пронеслось в голове Андрея. Ему и выстрелить не дали, и толку от такого вмешательства — на грош. Сейчас негры рассосут тему, и этот пискун умчится в ночь.

Те же мысли, видимо, бродили и в голове Джексона. Высоко вскинув брови, он смотрел в темноту долго и, лишь когда истекли все сроки следующего окрика, должного убедить всех, что полицейский не шутит, начал улыбаться.

— Это кто там тявкает? — спросил он, посмотрев на стоящих сбоку от него подельников. Он заражал их вирусом уверенности.

Мартынов не опускал рук с зажатым в них «узи» и следил за событиями без комментариев.

— Полиция!!! — совсем уж в фальцете зашелся голос из темноты. — Покажите мне руки!..

— Полиция? — усмехнулся Джексон, забираясь за спину одного из своих друзей и уходя из-под ствола Мартынова. — А я думал, поросенка режут… Ты выйди на свет, покажи свою фуражку, а то мои парни совсем изнервничались…

Боже мой, подумал Андрей, он слушается его…

Из темноты выползла тень и постепенно, как в фантастическом боевике, стала принимать очертания полицейского. Фуражка-восьмиклинка, кокарда размером с полицейский значок, голубая рубашка… И огромные от ужаса глаза. Лет копу было не больше двадцати пяти.

— А где же твой напарник, легавый?

— Станьте на колени!!

— Иначе что?

— Иначе… Иначе я буду стрелять!

Мартенсон медленно повернулся к Сандре и прошептал: «Уйди в темноту, поднимайся на дорогу… Я догоню».