это готова свернуть горы. Что смогу все на свете, пока она мне верит. В меня верит.

- Пойдем.

Снова взяв дочь за руку, я потянула было ее вниз, но в этот момент щелкнули замки наверху, над нами - кто-то открыл дверь. Я испуганно вскинула голову, ожидая увидеть мужа, который кинулся за нами следом…

Сердце замерло, пропустило удар, но когда мой взгляд встретился с карими глазами, вместо успокоения я ощутила, как зачастил пульс, каким нежданно бешеным стал стук в груди…

- Добрый вечер, - вежливо проговорил Рамиль.

Я сглотнула и коротко кивнула ему, отчего-то ощутив неловкость. Собиралась было продолжить спуск вниз, но позади раздались торопливые шаги и голос - спокойный, но с ясно ощущавшейся в нем силой, произнес:

- Лидия, подождите.

Я остановилась, хотя отчего-то хотелось сбежать. Поскорее и подальше.

- Почему вы ушли молча? - спросил он, оказываясь напротив меня. - Мы ведь не договорили.

- Разве? - спросила, отводя глаза. - Я вам очень благодарна, но…

- Вам нужна помощь, - перебил он. Его взгляд метнулся наверх, замер на двери квартиры со смененными замками. - Или все уже в порядке? - уточнил с сомнением, даже неодобрением.

- Все в порядке, - попыталась ответить твердо, желая покончить с этим разговором, с его неожиданным, смущающим вниманием.

Взгляд Рамиля скользнул по Яне, переместился на сумку в моих руках. Он недовольно поморщился:

- Может, хватит мне лгать? Я ведь не слепой.

Я открыла было рот, сама еще не зная, что сказать, что возразить, но отчаянно желая не выглядеть совсем уж жалкой в его глазах, однако он добавил раньше:

- Вам хоть есть, куда идти?

Я вдруг ясно ощутила: он по-настоящему беспокоился. Такое забытое, давно не испытываемое мной ощущение - когда-то кто-то волновался за меня, а не только я сама - обо всех. И это мигом обезоружило, заставив произнести открыто и просто:

- Уже да.

Он смотрел на меня несколько мгновений, словно оценивал, насколько я с ним честна. Потом кивнул, принимая мой ответ, но вместо того, чтобы отступить и отпустить, сказал:

- Я просто хочу помочь. И я могу это сделать.

Его рука торопливо нырнула в карман джинсов, извлекла оттуда клочок бумаги и ручку. Я наблюдала, как он небрежным, чуть корявым почерком, выводит на бумажке несколько цифр…

- Это мой номер, - прокомментировал Рамиль, вкладывая бумагу прямо мне в карман плаща. - Позвоните, если вам понадобится помощь. И прежде, чем вы гордо откажетесь, подумайте о своих детях, Лидия.

Проговорив это, он стремительно сбежал по лестнице вниз, а я еще несколько секунд стояла на месте, пытаясь переварить все им сказанное.

Неожиданный телефонный звонок застал нас с Яной уже во дворе, на полпути к остановке.

Звонила свекровь.

- Надо серьезно поговорить, - заявила она безапелляционно, безо всяких предисловий.

Глава 22

Старомодные часы, установленные в гостиной, глухо пробили двенадцать раз.

Каждый их удар отдавался в сердце дикой болью, порождая глухое отчаяние, приближая крах надежды. Агния до боли вглядывалась в темь за окном, но безучастное стекло отражало лишь ее призрачный силуэт, белое лицо на абсолютно черном, пустом фоне ночного города…

Он сегодня не звонил. Ни смс, ни короткого сообщения в мессенджер - ничего. Это молчание ее убивало, непонимание происходящего - тревожило, мешая спать по ночам…

Вот только она ясно ощущала: что-то переменилось, что-то не так. Слава ничего не говорил: так бывало всегда, когда его что-то беспокоило. Человек-кремень, привыкший держать все в себе, сам справляться с любыми проблемами, не делясь ими даже словесно. Это его качество восхищало ее и одновременно - угнетало. Его скрытность, его исключительно личная внутренняя борьба словно не позволяли ей к нему по-настоящему приблизиться, выстраивали между ними невидимый, но ясно ощутимый заслон…

Это причиняло боль, но она принимала ее, как данность. Как неотъемлемое обстоятельство своего положения. Как свой крест - быть любимой, но не законной. Не имеющей прав ни на что, кроме его сердца…

Она неуверенно посмотрела на экран своего телефона, буквально заклиная его, призывая долгожданный звонок. Сама набрать ему не смела - знала, что это непререкаемое табу в их отношениях…

Где-то там, далеко, мерцали огни фонарей - единственный свет в кромешной тьме, единственное напоминание о том, что за пределами этой квартиры, погруженной в трагичную, полную вечного ожидания тишину, есть жизнь. Жизнь, где люди открыто встречаются, не тая своих чувств, гуляют, держа друг друга за руки, сидят в кафе, тесно прижавшись плечом к плечу…

Такие простые, обыденные, но абсолютно недоступные ей вещи.

Нет, она не роптала на судьбу, которую сама же и выбрала. Просто иногда была не в силах удержать сжирающую ее тоску, это бесконечное чувство одиночества, необходимость глухого молчания…

Позади внезапно раздался топот маленьких ножек, рассеивая невеселые, тяжелые мысли, и кто-то требовательно дернул ее за подол юбки.

Она обернулась и улыбка сама собой коснулась губ при виде заспанной мордашки и всклокоченных темных волос сына. Нагнувшись, она не без труда подхватила Артема на руки и водрузила на подоконник прямо перед собой.

- Ты почему не спишь? - спросила с мягким укором, а рука автоматически потянулась пригладить торчащие во все стороны вихры, даря незамысловатую ласку…

- Папа не пришел?

Его голос звучал со слабой надеждой, хотя сын, очевидно, уже и сам понимал, что отца здесь нет.

- Не пришел, - ответила ему, скрепя сердце. - Ты ведь знаешь, наш папа приболел и должен быть под присмотром доктора…

Ложь далась тяжело. И было все труднее с каждым разом объяснять сыну, почему отец никогда не ночует дома…

- Но ведь вчера он приезжал…

- Его отпустили совсем ненадолго.

Она прижалась губами к макушке сына, словно ее любовь могла как-то утешить его, компенсировать отсутствие второго родителя…

Ее