«Да, он боится привидений, но плод ли это его воображения, или они на самом деле существуют?»

— Хотел бы я знать.

Ратлидж вернулся к своему автомобилю.

Когда-то гостиница в Остерли стояла на берегу, прямо у моря, пока оно не отступило. Теперь в ней предлагались только самые необходимые удобства путешественникам и семьям торговцев, которые приезжали на ярмарки. Ратлидж подумал, что это единственное пристанище на многие мили вокруг, куда местные жители могли поместить гостей.

Трехэтажная гостиница находилась на Уотер-стрит, там, где дорога идет вдоль гавани, и была построена из местного камня. Ее окна смотрели с одной стороны на заболоченную гавань, с другой — во двор, где постояльцы оставляли автомобили и лошадей.

Навстречу Ратлиджу вышла женщина, он определил ее возраст ближе к пятидесяти, с волосами забранными в тугой узел на затылке и открытым взглядом ясных серых глаз. Ратлидж осведомился о свободной комнате.

— На ночь?

— На несколько дней.

Женщина кивнула, обрадовавшись перспективе иметь такого гостя.

— Есть прекрасный номер с видом на море, разумеется, если у вас хорошее зрение, — добавила она с улыбкой. — Что привело вас в Остерли? У нас мало отпускников в это время года.

— Я здесь по делу, — улыбнулся Ратлидж в ответ. — Скажите, а когда море ушло?

— Это случилось раньше, чем я могла бы запомнить. Где-то в ранних годах прошлого века. Хотя говорят, что шторма с девяностых снова подмывают почву, и мы можем ждать возвращения воды в ближайшие десять-двадцать лет. Было бы неплохо! — В ее голосе было больше надежды, чем уверенности. — Мы подаем завтрак в семь и позже, если захотите. Только заранее сообщите, если будете и обедать. Обычно ланч в половине первого, а ужин с семи до девяти. Потом повар уходит домой. Можно также поесть в «Пеликане», когда мы закрыты. Это паб в конце набережной.

Хозяйка повела его вверх по лестнице, ступени были покрашены зеленым в тон ковровой дорожки, протянутой в коридоре второго этажа. По стенам, в ряд, висели фотографии в золоченых дубовых рамках, запечатлевшие Остерли в те времена, когда сюда еще приезжали купальщики.

Фотографии уже выцвели, но были очень интересны — вот женщины в черных шелковых платьях и шляпах прогуливаются по берегу с зонтами от солнца, пряча лица. Маленькие суда заходят в гавань, где куда больше воды, чем теперь. Вот гордый рыбак со своим уловом. На более ранних разгрузка каботажного судна. Ящики, коробки и тюки на берегу, прямо перед «Пеликаном». А рядом мальчишки полукругом сгрудились вокруг пары тюленей на песке, чьи гладкие блестящие головы подняты вверх воинственно и настороженно. На следующем снимке заболоченная часть гавани кажется пока лишь полоской водорослей и травы, более широкой на востоке. Западная часть еще свободна, но бессильна перед грядущим вторжением наносов ила и песка.

Увидев интерес Ратлиджа к фотографиям, хозяйка сказала:

— Мой дед делал эти снимки. У него было хорошее чутье и верный глаз. Ему повезло тогда с тюленями, они очень редко заходили так далеко на юг.

Она остановилась перед семнадцатым номером и открыла дверь.

Это была светлая комната, свет вливался из двух окон. Большая, хорошо обставленная: кровать из красного дерева, туалетный столик с зеркалом и комодом. В углу умывальник. Два удобных кресла около стола перед одним окном, письменный стол перед вторым.

«Лучшая комната в отеле», — пробормотал Хэмиш.

— Я миссис Барнет, — представилась хозяйка. — Если меня нет у стойки в холле или в кабинете прямо за ней, значит, я на кухне или ушла на рынок. Оставьте записку, если меня не найдете.

— Обязательно, спасибо.

— Вы будете обедать? Сегодня воскресенье и «Пеликан» закрыт. Иначе придется поехать в другой город.

— Если вам не трудно, не откажусь.

— У нас еще одна гостья кроме вас, и она остается на ланч. Сегодня погода неблагоприятна для прогулок по окрестностям. Но думаю, что во второй половине дня прояснится.

Миссис Барнет еще раз обвела взглядом комнату и, удовлетворенно кивнув, вышла, закрыв за собой дверь.

Ратлидж подошел к окну. Отсюда можно было видеть воду вдали, тонкую полоску с пенящимися волнами, набегающими на берег и тускло поблескивавшими на солнце; птиц, бегавших по отмели. Болотистая жижа, заполняющая бухту от мыса слева до огромной береговой дуги справа, служившей естественным волнорезом, была испещрена небольшими неглубокими протоками с еле заметным течением. Это было все, что осталось от судоходной когда-то гавани.

Помня фотографии в коридоре, Ратлидж понимал, что те здания, которые раньше предназначались для торговли дарами моря, — лавки, рыбные базары, таверны — давно стали бесполезными.

Хэмиш заметил: «Море отбирает жизнь. Шторма бушуют на побережье Шотландии. Люди тонут, корабли пропадают. Тяжелая жизнь, суровая. Не то что здесь…»

— Они сумели найти другое ремесло. Норфолк — край овцеводства. Занимаются фермерством, торгуют или просто переезжают и находят себе применение в других местах.

Он еще постоял около окна, любуясь видом. Окна были распахнуты, в комнату врывались крики чаек. Легкий бриз начал разгонять дождевые облака. Воздух был свеж и чист, с привкусом соли; стены зданий искрились кремнем в теплом солнечном свете.

Ратлидж заметил старика в лодке, который греб к берегу, стараясь попасть в протоку. Он работал веслами умело, руки двигались ритмично, в движениях чувствовался опыт. Рукава видавшего виды свитера были закатаны по локоть, и на руках перекатывались сильные мускулы. Он вдруг ощутил зависть к старику, потому что сам любил воду.

Хотя порт исчез и не было видно даже маленьких лодок, но крики чаек обнадеживали, они кружились над одинокой лодкой и над полоской далекой отмели. Интересно, можно ли пешком добраться до далекой косы слева.

Ратлидж выпрямился и, отогнав посторонние мысли, вернулся в настоящее. Надо было принести вещи — чемодан лежал в багажнике. Пальцы бессознательно потирали грудь: он провел слишком много времени за рулем, снова растревожив больное место. Проклятый Уолш! Впрочем, сам виноват, надо было успеть увернуться.

Было уже почти половина первого. Багаж подождет, решил Ратлидж. Он вымыл руки и вытер расшитым полотенцем с начальными буквами гостиницы, украшенным по краям вязью незабудок. Миссис Барнет заботилась о комфорте своих гостей.

Он слышал, как в коридоре открылась дверь другого номера и сразу закрылась. Раздались приглушенные ковром шаги. Ему не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, и, посчитав до двадцати, он вышел, запер свою дверь и спустился вниз. В холле стеклянные двери были распахнуты, за ними он увидел длинный обеденный зал с двадцатью примерно столиками, покрытыми белыми скатертями и лежавшими на них зелеными салфетками. Но были сервированы только два из них, около высоких длинных окон. За одним сидела женщина и ела суп, перед ней лежала книга, которую она читала. Он увидел лишь склоненную темноволосую голову.