— А как же я? — закричала я, ударив со всей силой кулаком по стене. — Мне нужна моя сестра! Почему это не в счет? Почему сестры не могут нуждаться друг в друге? Мне была нужна моя старшая сестра, она нужна мне по-прежнему, она член моей семьи, самый близкий мне человек! Почему им на это наплевать?

Я била и била кулаком об стену, пот заливал мне глаза, смешиваясь со слезами, пока Эльса и Алиса не схватили меня за руку, не обняли меня и не начали укачивать, как маленького ребенка, закрывая от всего мира своими телами.

— Ты же знаешь, что братья и сестры не считаются, — сказала Алиса, когда я немного успокоилась. — Считаются только новые отношения. Для общества важны только те люди, которые производят новых людей. Ты же знаешь, Доррит, что это так, все должно двигаться только вперед…

По ночам мне снился Джок. Во сне чаще всего мы бродили по пляжу или возвращались с него, усталые и голодные, я — с красными от холода щеками, он — запыхавшийся от бега. Войдя в дом, я разжигала камин, давала Джоку собачьего корма и готовила себе еду. Времена года менялись, но, как правило, это были зима и осень. Мы были на пляже, я бросала палку, Джок с радостным лаем устремлялся за ней, приносил ее обратно, клал к моим ногам, я поднимала палку и снова бросала. Этот сон был похож на бесконечный кинофильм, который никогда не надоедал. Во сне мне было хорошо и спокойно, словно все, что было для меня важно, умещалось в одном этом, вечно повторяющемся эпизоде, а все прочее не имело для меня никакого значения, было совсем неважным, мелким и бессмысленным. Случалось, просыпаясь в полной уверенности, что Джок рядом, я протягивала руки и утыкалась в спящего Юханнеса. Сквозь сон я начинала гладить и ласкать его или просто прижималась к нему, пока он, тоже еще не совсем проснувшийся, не начинал отвечать на мои ласки и все это не заканчивалось восхитительным сексом.

В ночь, когда Эльса рассказала о Сив, мне снился пляж. Сон был очень ярким, как в цветном кино, а звуки — крики чаек, шум волн и ветра, журавлиный клик — были такими четкими, словно я на самом деле была там. Ощущение было таким острым, что в какой-то момент мне показалось, что я почувствовала запах моря.

Во сне я ощущала себя счастливой, но проснулась абсолютно разбитой, и с таким чувством, словно в любую секунду готова рассыпаться на мелкие осколки. Сердце судорожно билось в груди, как плохо смазанный мотор, от страха по коже ползли мурашки, а перед глазами стоял плотный туман.

В тот день я была ни на что не способна. Юханнес ушел к себе — писать. Он нехотя согласился на это, потому что заметил, что мне очень плохо. Но я сказала, что мне надо работать, и дала понять, что хочу, чтобы он ушел. Я долго сидела в кровати с блокнотом в руках, потом еще почти столько же перед компьютером, не будучи в силах написать ни единой строки.

В одиннадцать я заставила себя встать, принять душ и одеться. Расстроенная, я без цели бродила по дорожкам в зимнем саду, потом прошла всю Атриумную дорожку, снова вернулась в сад, на этот раз к пруду Моне, но мне все время казалось, что мне не хватает воздуха, что у меня в этом замкнутом пространстве отделения начинается клаустрофобия. Я сделала еще один круг по дорожке и вышла на террасу. Здесь, наверху, ближе к стеклянному куполу, ближе к небу, было светлее и как-то приятнее. Наверно, потому, что терраса возвышалась над кронами деревьев и ничто не стесняло взгляд. Я села на стул спиной к остальным посетителям и просто молча сидела и смотрела на сад, пытаясь восстановить дыхание, пока не почувствовала на плече чью-то руку. Алиса.

— Как дела, милая? — спросила она.

— Не знаю, — ответила я. Я и вправду не знала. Я ничего не понимала. Ведь у меня был Юханнес, я любила его, и, судя по всему, он тоже любил меня. У меня были друзья, которых я уважала и ценила, которые заботились обо мне и помогали мне. И новость о смерти Сив не была новостью. Я давно уже свыклась с той мыслью, что Сив больше нет.

Но есть большая разница между тем, чтобы предполагать что-то, и тем, чтобы знать это наверняка. Большая разница. Это вообще две абсолютно разные вещи.

А еще оставался Джок.

Алиса взяла стул и села рядом со мной.

— Я скучаю по своей собаке, — сказала я.

— Собаке? Я не знала, что у тебя была собака.

— Была.

— Бедняжка, — сказала Алиса. — Бедная Доррит.

Я прижалась к ее плечу. Я не помню, плакала ли я, но наверняка плакала.

В тот же вечер было собрание по поводу нового эксперимента, в котором я должна была принять участие. Испытывали новый медицинский препарат против депрессии, предполагалось, что он начинает действовать сразу, в отличие от других лекарств, которые дают эффект только после нескольких недель применения. В собрании принимали участие тридцать человек, среди них Эрик, Лена и Шелль. Шелль был в дурном настроении. Он утверждал, что его обманули, почему-то он верил, что в должности библиотекаря отделения он будет избавлен от медицинских экспериментов. Я не сильно прислушивалась к его аргументам, но поняла, что это имело какое-то отношение к разделению обязанностей в отделении.

— Это только на время собрания, — пыталась объяснить одна из координаторов, беременная женщина с двойным подбородком и растрепанными волосами. — Только на время собрания ты не работаешь в библиотеке, и потом Виви Юнберг тебя там заменяет, и она замечательный библиотекарь, так что…

Шелль фыркнул:

— Виви Юнберг не библиотекарь! Виви Юнберг — ассистент библиотекаря! И она ничего не знает об этой библиотеке. И кроме того…

Он ныл, ныл и ныл… Его противный монотонный голос ужасно действовал мне на нервы. Более того, он выставлял себя на посмешище, этот жалкий и никчемный нытик.

После встречи я пошла к Юханнесу, но меня не оставляло чувство тревоги по поводу этих таблеток, которые мне нужно было глотать начиная со следующего утра. Во-первых, они наверняка дают побочные явления: нам велели обращать внимание на тошноту, головокружение, ухудшение зрения, дрожь в руках и потерю чувствительности. Это было второе испытание препарата. Когда его испытывали впервые, девяносто процентов «подопытных кроликов» отметили все эти побочные явления, причем у многих они приводили к язве желудка, инфаркту или повреждению рассудка. Ходили слухи, что несколько человек даже умерло. По причине этого руководство приняло решение, что мы должны принимать таблетки под наблюдением: был риск, что люди просто не станут их пить и тем самым повредят проекту.

Дойдя до двери Юханнеса, я уже едва стояла на ногах от усталости.

Но, услышав его шаги за дверью, я словно сделала глоток веселящего газа и расплылась в счастливой улыбке.

— Вот ты где! — сказал он, открывая дверь и буквально втаскивая меня в комнату и сжимая в своих объятиях. Юханнес покрывал меня поцелуями — лоб, нос, щеки, губы. Я вцепилась ему в плечи, рывком обняла, опустила руки еще ниже, сжала его напрягшиеся ягодицы. Он запустил руки мне в волосы, начал ласкать лицо, шею, грудь, потом сунул большой палец руки мне в рот, заставляя меня сосать его, не закрывая глаз.