— Привет! — крикнул он и помахал мне.

Подойдя ближе, он спросил:

— Как дела?

— Хорошо, — ответила я. — А у тебя?

— Ну… — Он уставился в землю и сделал глубокий вдох. — Это ужасно то, что произошло.

— Ты имеешь в виду Эрика и других?

— Да. Таких ошибок не должно быть! Не важно, тестируют ли эти препараты на «ненужных», или на крысах, или на обычных людях. Это просто безответственно, мерзко, гадко… расточительно… — От волнения юноша не мог подобрать слов.

— Да, — согласилась я, — это все равно что выбросить все деньги, потраченные на эксперимент, в море.

— Я имел в виду людей, а не деньги.

— Люди и есть деньги. Капитал, — ответила я. — В точности, как и время тоже деньги.

Поттер покачал головой.

— Люди — это люди, — серьезно произнес он. — Жизнь.

— Да-да, — ответила я. — Конечно.

— Я хотел уволиться, — продолжал Поттер, которому, очевидно, надо было выговориться, — не могу видеть, как с вами здесь обращаются.

— С нами хорошо обращаются, — сказала я.

— Ты так думаешь? — Он выглядел удивленным и даже разочарованным.

— Да, — ответила я, — если сравнивать с тем, как с нами обращались в обществе. Здесь можно быть собой. Во всех отношениях. Здесь никто не будет тебя высмеивать, не будет над тобой издеваться только потому, что ты не такой, как все. На меня не смотрят как на пятое колесо, как на инопланетянина, с которым они не знают, что делать. Здесь я такая же, как все. Меня принимают всерьез. Я могу позволить себе пойти в поликлинику или к зубному, к парикмахеру или сделать себе маникюр. Я могу ужинать в ресторане, ходить в кино и в театр. У меня полноценная жизнь. Меня уважают.

— Да?

— Да, если сравнивать с моим прошлым существованием.

Поттер внимательно посмотрел на меня:

— Понимаю.

Я перевела разговор на другую тему:

— Так почему ты не уволился?

— Не мог позволить себе оставаться без работы. Мы с моей партнершей ждем детей — близнецов. Нам нужен свой дом.

— Вот как. Я понимаю, — солгала я.

Он рассмеялся. Я улыбнулась. Мы распрощались, и я вернулась в рощу. Я словно шла по траве, покрытой снегом, и внезапно ощутила такую сильную тоску по зиме, по колючему морозу, по холодным щекам, варежкам, шарфу, шапке и маленькой собачке с черными и коричневыми пятнами и виляющим хвостом, несущейся с радостным лаем по первому снегу и тыкающейся мордочкой в мокрые сугробы.

И меня осенила идея.

Мне надо было сделать три вещи в тот день: сдать кровь, получить инъекцию хрома — я принимала участие в эксперименте, где изучалось влияние хрома на уровень содержания сахара в крови, — и пойти на массаж. Вечером мы с Юханнесом собирались в театр — посмотреть новую пьесу, о которой много говорили.

На массажном столе у меня было время переработать мою идею в план, который я по возвращении домой стала приводить в действие.

Войдя в гостиную, я зевнула и потянулась — от массажа меня всегда клонило в сон — и пошла налить себе воды. Со стаканом я улеглась на диван и включила телевизор. Лежа, рассеянно переключала каналы — я почти не смотрела телевизор, и понятия не имела, что там показывали. Картинки мелькали перед глазами: поля, виноградные заросли, горы, небо… я поняла, что попала на какой-то французский телесериал. Дождавшись рекламной паузы — показывали новые памперсы, — я сделала вид, что меня посетило вдохновение. Быстро села на диване, схватила блокнот со столика и начала лихорадочно писать. Я писала мелкими буквами слова, которые уже знала наизусть — я заучила их на массажном столе.

У меня есть собака по имени Джок. Порода — датская фермерская. Он белый с коричневыми и черными пятнами, одно ухо белое, другое черное, а на спине — большое коричневое пятно, похожее на седло. Джок живет у Лизы и Стена Янссонов на хуторе Веркхольма недалеко от Эльнарпа, второй поворот направо по направлению к Кассторпу. Пожалуйста, узнай, все ли у него в порядке, и дай мне знать.

Закончив, я картинно произнесла «Ах!», вырвала листок из блокнота, скомкала и бросила на столик, после чего легла на диван и досмотрела сериал.

После этого я приняла душ, переоделась и начала прибираться в квартире перед приходом Юханнеса, который, как настоящий джентльмен, обещал зайти за мной, чтобы вместе отправиться в театр. Подняв со столика стакан и бумажку, я пошла в кухню. По пути сделала вид, что поправляю брюки, и незаметно сунула бумажку в карман. Поставив стакан на стойку, я открыла мусорную корзину и сделала вид, что выкидываю туда бумажку.

Дальше оставалось только ждать. Ждать Юханнеса и новой встречи с Поттером. Я села на диван и стала размышлять — действительно ли его зовут Поттер, или это из-за круглых очков? Но кому могло прийти в голову назвать ребенка Поттером? А если бы родилась девочка, как бы они ее назвали — Длинныйчулок?

Пришел Юханнес. Поцеловал меня в губы. Губы у него были холодные, словно он пришел с улицы, с самой настоящей улицы. Я зажмурилась и представила, что так оно и есть.

— Ты выглядишь такой довольной, — сказал Юханнес.

— Ты пахнешь зимой. Как будто на улице, откуда ты пришел, снежная буря.

Юханнес улыбнулся:

— Это потому что я устал. Из меня все соки сегодня высосали.

Юханнес участвовал в эксперименте, где надо было принимать лекарства, снижающие давление, вот почему он такой усталый.

— Они же проверяют вам пульс, да?

— Конечно. Не волнуйся. Пойдем?

Пьеса была долгой и довольно нудной, но познавательной. Речь в ней шла о паре, которая теряла одного ребенка за другим, но любовь их все крепла и крепла с каждой новой потерей. Горе, тоска и надежда сплотили их настолько, что они стали одним целым. Но когда ей наконец удалось родить ребенка, влюбленные начали медленно отстраняться друг от друга, пока не превратились в незнакомцев, которые говорили на разных языках. Причем в буквальном смысле. Они не понимали друг друга, и все их общение осуществлялось через ребенка, который выступал в качестве переводчика для своих родителей.

Юханнес проспал большую часть пьесы, поэтому был бодр и весел.

— Эх, сейчас бы пропустить кружечку пива! — воскликнул он, когда мы вышли на площадь.

— Настоящую снежную бурю и большую кружку пива, — высказала я свои мечты вслух.

— Ты весь день думаешь о зиме.

— Это все цитрусовая роща, — пояснила я.

И мы пошли ко мне домой. Раздеваясь, я аккуратно сложила брюки, чтобы бумажка ненароком не выпала из кармана.

— Ой, какая ты стала аккуратная, — заметил Юханнес, уже лежавший в постели.

— Просто не хочу, чтобы они помялись, — объяснила я.