— Вы правы, господин унтер-офицер. Это действительно Эрлих, — дрожащим голосом проговорил солдат. — Мне кажется, он жив, я заметил, как шевельнулся плащ. Это не ветер, я уверен.

Мэллори почувствовал, как лапа Андреа стиснула ему руку. Его охватило чувство облегчения и радости. Слава Богу, Стивенс жив! Они спасут мальчишку. Андреа сообщил новость и остальным.

В следующую минуту Мэллори опомнился. Вряд ли Дженсен разделит их радость. Ведь Стивенс выполнил свою задачу: привёл судно по назначению, поднялся на утёс. Теперь же, став калекой, он будет обузой. Шансы на успех, и без того небольшие, будут из-за него сведены почти к нулю. Начальству, которое ведёт игру, битые пешки только мешают, загромождая шахматную доску. Как было неосмотрительно со стороны Стивенса не разбиться насмерть!

Сбросили бы его тогда с обрыва вниз, и концы в воду… Стиснув кулаки, Мэллори поклялся, что Энди будет жить и вернётся домой.

К чёрту тотальную войну и её людоедские принципы!.. Ведь это ребёнок, испуганный, затравленный ребёнок, оказавшийся самым смелым из всей их группы.

Молодой унтер уверенным и решительным голосом отдавал своим подчинённым одно распоряжение за другим.

Нужен врач, шины, специальные носилки, стрела с оттяжками, верёвки, крючья. Знающий своё дело аккуратист не упустил из виду ничего. Мэллори заботил вопрос, сколько солдат останется караулить раненого, ведь их придётся убрать, и тем самым группа выдаст своё присутствие. Проблемы же, как это сделать тихо и незаметно, не существовало. Стоит шепнуть Андреа на ухо, и у часовых останется не больше шансов уцелеть, чем у ягнят, в загон к которым ворвался голодный волк. Пожалуй, даже меньше, ведь ягнята могут метаться и блеять, пока не настанет их черёд.

Вопрос был решён без участия Мэллори. Решительность, знание своего дела и грубая бесцеремонность, благодаря которым среднее командное звено немецкой армии по праву считают лучшим в мире, предоставили новозеландцу возможность, о которой он не смел и мечтать. Не успел унтер отдать последний приказ, как к нему подошёл молоденький солдат и, тронув его за рукав, показал вниз.

— Как быть с беднягой Эрлихом, господин унтер-офицер? — спросил он неуверенно. — Может, кому-нибудь из нас остаться с ним?

— А какой будет прок, если ты останешься? — насмешливо спросил унтер. — Руку ему протянешь? Если он зашевелится и упадёт, то упадёт и без тебя. Тут и сто зевак ему не помогут. А ну, шагом марш! Да не забудь прихватить кувалду и костыли, чтоб треногу закрепить.

Все трое повернулись и, ни слова не говоря, быстрым шагом пошли в восточном направлении. Подойдя к аппарату, унтер-офицер доложил кому-то о происшествии, потом отправился в противоположную сторону. Видно, проверить соседний пост. Не успел он раствориться во мраке, как Мэллори приказал Миллеру и Брауну занять прежние свои позиции. Ещё слышно было, как хрустит гравий под сапогами немца, а капитан и Андреа уже спускались по верёвке, едва успев закрепить её.

Упав на острый, как бритва, край скалы, Стивенс лежал без сознания, похожий на бесформенную груду. Щека кровоточила, из раскрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Нога неестественно загнута. Упёршись в обе стенки раструба и поддерживаемый греком, Мэллори осторожно выпрямил ногу юноши. Тот дважды застонал от боли. Стиснув зубы, Мэллори осторожно засучил штанину на раненой ноге лейтенанта и в ужасе зажмурил глаза. Из рваной багровой раны торчала большеберцовая кость.

— У него сложный перелом, Андреа. — Мэллори аккуратно ощупал ногу, потрогал щиколотку. — Господи! — пробормотал он. — Ещё один, над самой лодыжкой. Плохи у парня дела.

— Это правда, — мрачно произнёс Андреа. — И ему нельзя ничем помочь?

— Невозможно. Но сначала надо поднять его наверх. Выпрямясь, новозеландец посмотрел на отвесную стену. — Только как это сделать, скажи на милость?

— Я вытащу парня. — В голосе Андреа не было и тени сомнения. — Если поможешь привязать его к моей спине.

— Это со сломанной-то ногой, которая болтается на клочке кожи и повреждённой мышце? — возмутился Мэллори. — Стивенс не выдержит. Он умрёт, если мы это сделаем.

— Он умрёт, если мы этого не сделаем, — буркнул грек.

Посмотрев долгим взглядом на раненого, капитан кивнул:

— Ты прав. Иного выхода нет…

Оттолкнувшись от скалы, он соскользнул по верёвке и очутился чуть ниже того места, где лежал Стивенс. Дважды обмотав верёвку вокруг пояса юноши, он посмотрел вверх.

— Готов, Андреа? — спросил он вполголоса.

— Готов, — Андреа нагнулся, подхватил раненого под мышки и с помощью Мэллори стал его поднимать. Пока Энди поднимали, у него раза два вырвался мучительный стон. С бледным, запрокинутым назад лицом, по которому струились, смешиваясь с кровью, потоки дождя, юноша походил на сломанную куклу.

Несколько мгновений спустя Мэллори уже умело связывал Стивенсу руки. Он не заметил, что бранится, видя лишь одно — как беспомощно болтается из стороны в сторону голова юноши. Под дождём краска на волосах почти смылась. «Подсунули второсортную ваксу вместо краски для волос, — возмутился Мэллори. — Пусть Дженсен об этом знает. Такой прокол может стоить человеку жизни». Он снова выругался, на этот раз досадуя на себя за то, какие пустяки лезут ему в голову.

Теперь руки у Андреа оказались свободными — голову он продел в связанные в кистях руки Стивенса, а тело юноши капитан привязал ему к спине. Спустя полминуты — выносливость Андреа, казалось, не имеет границ, — он был на вершине скалы. Лишь однажды, когда сломанная нога задела о край утёса, из уст юноши вырвался приглушённый крик боли. Капитан вовсю орудовал ножом, разрезая верёвку, которой Стивенс был привязан к спине грека.

— Скорей тащи его к валунам, Андреа, — прошептал новозеландец. — Жди нас на ближайшем участке, свободном от камней.

Андреа кивнул и, посмотрев на юношу, которого он держал на руках, словно бы насторожился. Мэллори тоже прислушался к жалобному вою ветра, который то усиливался, то ослабевал, к шуму дождя со снежной крупой, и зябко повёл плечами.

Спохватившись, он повернулся к обрыву и начал сматывать верёвку, укладывая её кольцами у ног. Тут он вспомнил, что у основания раструба остался крюк, к которому привязана верёвка длиной в несколько десятков метров.

Мэллори настолько устал и озяб, что не в силах был даже разозлиться на себя, однако, вспомнив Стивенса, представил, как тот страдает, сразу встрепенулся. С угрюмым выражением лица пинком ноги новозеландец снова сбросил верёвку вниз, спустился по раструбу, отвязал вторую верёвку и швырнул крюк в темноту.

Не прошло и десяти минут, как Мэллори, надев на плечо мокрую связку, зашагал вместе с Миллером и Брауном к хаотическому нагромождению камней.

Стивенса обнаружили у громадного валуна метрах в ста от берега на расчищенном от камней пятачке размером не больше бильярдного стола. Он лежал на мокрой от дождя гравийной почве, на которую постлали дождевое платье, закрытый плащом из маскировочной ткани. Холод был собачий, но каменная глыба защищала юношу от ветра и дождя, смешанного со снегом. Все трое спрыгнули в углубление и опустили поклажу на землю. Засучив штанину выше колена, Андреа разрезал ботинок и снял его с изувеченной ноги Стивенса.