– Получается, единственная причина, по которой вы не загоняете меня в угол, – это если вы уже определенно решили, что я не могу оказаться психопаткой, похитившей Бьянку Дель Арте Кантавиллу.

В этот раз Берганца улыбается по-настоящему.

– Что ж, это так. Я беру на себя большую ответственность, но хочу заявить официально: я считаю, что вы не можете быть психопаткой, похитившей Бьянку Дель Арте Кантавиллу. Даже если…

– Даже если что?

– Даже если в вашей абсолютной нормальности я бы не был так уверен.

Мы смотрим друг на друга.

Берганца поднимается, я тоже.

– Считайте это комплиментом и идите домой, уже очень поздно. Я отправлю Петрини проводить вас.

Выхожу из патрульной машины с выключенными сиренами, машу на прощание Петрини (агенту, записывавшему мой допрос. Интересно, можно будет попросить копию на память – мой первый допрос!), делаю пару шагов к двери и тут замечаю чей-то силуэт в темноте. Сливаясь с тенью фонарного столба, силуэт небрежно-лениво подпирает стену и кого-то ждет. Меня.

Это Риккардо.

Я замираю на тротуаре.

– Уже начало одиннадцатого, – говорю я.

– И тебе добрый вечер, – улыбается он.

– Ты понял, что я имею в виду! Уже поздно!

– Кстати, ты молодец, что, гуляя в такое время, добираешься домой в сопровождении полицейского.

Я фыркаю.

– Просто хотела узнать, с какой радости и что ты здесь забыл.

– Ты ужинала?

– Нет.

Риккардо сверкает улыбкой в темноте.

– Так и думал. Я же сказал, что твое правильное питание беру в свои руки. Так что сейчас мы едем тебя кормить.

И что на это ответить? С одной стороны, живущий внутри меня медведь аж захлебывается от негодования и замешательства. Подобное нарушение личного пространства и расписания для него непростительно, и он хочет просто уйти и упасть на кровать, чтобы его не трогали. С другой…

– Боже, Риккардо, ты и твои фокусы как из романа… У меня выдался не день, а сплошной абсурд, и потом, кто вообще в такое время садится чинно-благородно ужинать?

– А кто говорил про чинно-благородно? – тут же отзывается он. – Прошу. – Он достает из кармана нечто, издающее «бип» и мигающее. Мигают также и четыре фары рядом с тротуаром: так я понимаю, что это были ключи от машины. Машины, в которую он знаком приглашает меня сесть.

Я остаюсь на месте.

– Ну же, пойдем! Неужели ты не можешь просто довериться, хоть один несчастный раз в своей жизни? Я просто хочу отвезти тебя на ужин, а не съесть сам!

Тут я уже чувствую себя так глупо, что закатываю глаза и решаюсь.

Куда мы едем, я не знаю, поэтому мне не по себе. На мне та же одежда, что и днем, для похода в издательство, то есть практически мантия-невидимка, и без плаща и сапог ощущение уязвимости только усиливается. А еще я хочу есть, и это только ухудшает положение, потому что мужчина, планирующий ужин, обладает определенной властью над голодной женщиной. И, учитывая все эти слои неловкости и неудобства, я знаю, что стоит мне открыть рот, как риск выдать идиотскую шутку вырастет до небес, поэтому, когда Риккардо начинает что-то весело говорить, я вздрагиваю, предчувствуя опасность.

– Ты думаешь, что я не понимаю, а на самом деле очень хорошо понимаю, – заверяет он. – Ну то есть смущение, недоверчивость. Ты считаешь, что мы еще друг друга плохо знаем, даже нет, что мы вообще друг друга не знаем, и тебе кажется непостижимым, как человек, который тебя не знает, так странно себя с тобой ведет. И знаешь, что я скажу?

– Что?

– Что ты совершенно права. Твоя позиция полностью понятна, никаких возражений. Так что сейчас мы эту проблему решим.

Нужно просто продолжать смотреть на проплывающий за окном город. Даже во время допроса в комиссариате, закончившегося меньше часа назад, но будто в другой жизни, я не чувствовала себя настолько во власти другого человека.

– И знаешь, как мы ее решим? – тем же веселым тоном продолжает Риккардо, по-прежнему глядя на дорогу.

– Нет. Не знаю. Понятия не имею, как решить эту проклятую проблему, – вздыхаю я. – Ладно, давай. Расскажи, как мы узнаем друг друга лучше. Ты передашь мне досье на всю твою жизнь, включая школьный дневник и медицинскую карту? Заставишь меня заполнить опросник с вопросами о моем прошлом? Позвонишь моим родственникам и учителям начальных классов?

Риккардо делает вид, что размышляет. Судя по всему, он в прекрасном настроении. Точнее, мое очевидно нервное состояние его только раззадоривает.

– Очень эффективные методы, но слишком долгие. Нет. Остановимся на простых решениях. Сыграем в игру вопросов и ответов, как в детстве. Быстро, практично, эффективно. Начнем: твой любимый цвет?

Теперь я уже с ужасом смотрю на него, а не на дорогу.

– Ты совсем сошел с ума, – делаю вывод я.

– Вовсе нет. Ну же, любимый цвет? Хотя погоди, попробую угадать. Черный?

– Поверить не могу, что этот диалог происходит на самом деле. Сюр какой-то.

– Черный? Я угадал?

Качаю головой. Что ж. Похоже, выхода нет. Ох, да кому какое дело. Все равно я уже не очень контролирую происходящее в своей жизни с тех пор, как этот нахал послал мне ту подарочную корзину.

– Фиолетовый. Но ты был близок. Хотя это не так и сложно.

– Угадай мой.

– Зеленый, как неистребимые сорняки.

– Неплохая попытка, но нет, синий. Любимая группа? Я бы сказал, что Joy Division.

– Нет. The Smiths.

– Но и сейчас я был близок, согласись. А моя?

– Откуда мне знать… наверное, что-то американское того времени, Creedence, the Eagles…

– Один бал синьорине, Creedence. Теперь посложнее: любимый фильм.

– Твой так точно что-то вроде «Гиганта» или «Непрощенного»[29].

Риккардо только смеется.

– Обожаю их, но мимо. А твой, наверное, триллер «Что случилось с Бэби Джейн»? Хотя нет, скорее нуар «Бульвар Сансет».

– Нет. Никогда не догадаешься.

– «Однажды в Америке»?

– Теплее, но не горячо.

– «Все о Еве»?

– Я же сказала, что совсем холодно.