И должность Бондарю определили под стать – комендант зоны. Запуганные братвой активисты могли обрести вожака и воспрянуть своим козьим духом. Блаткомитет решил сыграть на опережение. Не думаю, что операция по обезвреживанию Бондаря могла родиться в голове честного, но простоватого Кота. Как бы то ни было, к нам обратился именно он. Дело в том, что Витярик несколько лет назад отбывал срок на «пятерке» в Новотроицке в одно время с этим ренегатом. И помнил его как свирепого, скорого на расправу бродягу. Какого-то бедолагу Бондарь даже опустил. Кот тогда был совсем молодым, и матерый блатарь смотрел на него сверху вниз. Но времена меняются, и люди вместе с ними… Исходя из этого, план был таков: Витярик на правах старого знакомца приглашает пропадлину в гости. Заводит разговоры на тему: «Ты же знаешь нашу жизнь… давай, что бы все было ровно… Ты к нам не лезешь, мы тебя не касаемся…» – ну, и так далее… А на обратном пути между этажами «клиент попадает в наши руки».

И вот зимним вечером Бондарь пожаловал к Коту в гости. Мы исподволь его разглядели. Коренастый мужчина лет сорока со злым бледным лицом. Мне он не показался серьезным противником. Мы с Бублем спустились на этаж ниже в шестой отряд и уселись у телевизора ждать маяка. В пролете между этажами выкрутили лампочку и притарили в углу два железных прута.

Тем временем Кот калякал[30] себе с Бондарем. На посошок достал початую бутылку водки: «Давай, каторжанин, за встречу и на ход ноги». Водка в бутылке закончилась.

– Не беда, у меня еще есть – Витярик достал себе новую бутылку… Время бежало к отбою и Бондарь засобирался к себе в отряд. Служка Витярика из казахов подал нам знак, и мы с Олегом, обмотав лица шарфами, притаились за дверью в пролете. Я должен был вспомнить самбо и опрокинуть Бондаря, а Бубль сразу добить прутом. И вот на лестнице раздался глухой топот сапог, но вылетев из-за двери, мы неожиданно увидели рядом с Бондарем громадного детину килограммов за сто и под два метра ростом. Оказалось, матерый уголовник почуял что-то неладное и взял с собой телохранителя из вновь прибывших коз. Детина дожидался своего козьего шефа в каптерке нашего завхоза и ни мы, ни Кот, ни служка-казах его не заметили. Поэтому появление этого амбала было для нас неприятным сюрпризом. Но в сумраке барака я увидел страх в его глазах. «Ну-ка, сдрисни отсюда», – яростно прошипел я. И здоровенный амбал позорно бросился бежать. Однако эффект внезапности был утрачен, Бондарь попытался оказать сопротивление, и мне понадобились лишние мгновенья, чтобы сбить его с ног. В борьбе мы скатились на пролет ниже, и когда пропадлина была сбита с ног, оказалось, что железные пруты остались наверху. Колошматили его ногами. Еще обнаружили какие-то стенды с «красной» агитацией и одели их Бондарю на голову. Расправа происходила в полнейшей тишине; Бондарь, надо отдать ему должное, не пикнул. Из отрядов на шум тоже никто не вышел.

Мы остановились только тогда, когда, по нашим прикидам, горе-телохранитель добежал до вахты. Пропадлина, как побитая собака, с трудом проковыляла к локалке. Вскоре прилетел конвой «сорок сабель» и забрал… Витярика. Бондарь сдал его, как организатора нападения, а кто бил, он сказать не мог. На вахте Кота продули, но, следуя хитрому плану, Витярик-то пил воду, а не водку. Продули для порядка и Бондаря, и тот «приплыл» – прибор показал алкоголь. Короче, мало того, что всекли козлу, так его же еще и в ШИЗО закрыли.

Однако Витярик остался нами недоволен. Он хотел, чтобы Бондарю всенепременно сломали челюсть. Вскоре нам предоставился случай реабилитироваться.

В зоне произошли следующие события. Братва заказала с воли ящик водки. Завезти ее должен был расконвойник на «КамАЗе». Он сдал заказ мусорам. Опера, раздосадованные фиаско с Бондарем, задумали новую провокацию. Водку подогнали козам и дали им зеленый свет на расправу над «чахлыми» в туббараке. С десяток коз вооружились и пошли в атаку. Однако в локалке на входе их перехватили старые рамсисты Плут и Вася Спиридон. Бродяги посадили одуревший актив «на метлу» и смогли избежать бойни.

Месть братвы обнаглевшим козам была неизбежна. Всех активистов, рвущихся накануне в туббарак, взяли на карандаш и поделили между тройками, на которые разбилась шпана. Мне, Коту и Бублю достался падло камазист. Потому что он был самый здоровый из актива. Когда мы ворвались в его козлодерку, то к радости своей увидели там Бондаря. Он вышел с изолятора и готовился чаевничать с мерзавцем-стукачем. Камазист вскочил во весь рост, явив нам свою мощную медвежью фигуру. Бубль среагировал молниеносно и вдарил ему по гиче закипающим фанычем[31]. Дикий рев ошпаренного козла огласил барак, на наших глазах его козья морда начала пузыриться. А я отработал по Бондарю. Как учили в Новотроицке в секции каратэ братья Ларионовы. Жестко, акцентировано, с подачей бедра и легким вкручиванием кулака. Дело было в каптерке, и Бондаря не спасала толстая телогрейка, как в первый раз. Челюсть не сломал, но пару ребер и нос точно. Пропадлина сразу ломанулась на вахту и объявила мусорам: «Пока этих каратистов не уберут, я в зону не выйду».

Слова своего Бондарь не сдержал и через пару месяцев тихонько занял место кладовщика на овощном складе. Бубль по настроению заныривал к нему уколоться соленым огурчиком. Так кисло закончилась, не начавшись, карьера коменданта зоны и душителя свободы.

А горе-телохранитель вскоре пришел к нам в отряд завхозом, но перед тем, как занять должность, на полуспущенных заглянул в наш проход: «Меня к вам завхозом прислали… Вы как? Не возражаете?» «Валяй, – вальяжно бросил ему Олег, – но смотри, чтобы все правильно было…»

Конечно будет, а как иначе?

Как-то весной наш тандем позвали бить коз на промзоне… Я замешкался, перелезая через забор. Короче, орсовского кладовщика Петю и его подозрительного юного семейника уже уронили. В цеху над их поверженными телами гоголем прохаживался тридцатилетний парень с породистым интересным лицом. Бубль держал под струей холодной воды распухшие кулаки. «Ты видел меня в бою? – бросился ко мне парень, – видел, как я его? Только щелкнул зубами и не стало этой перепелки…» Это был новотроицкий крадун Федул. На свободе мы не встречались, но я знал его терпилу – известного музыкального дельца Леву Александрова. Федул вывез у него всю аппаратуру.

Почему я о нем пишу? Чем он запомнился? Самоиронией, абсолютно несвойственной местному криминалу. Чувство юмора его было настолько необычным для лагеря, что частенько шокировало остальной блаткомитет.

Как-то валяемся в бараке, хотя должны быть на работе. Отметились, что вышли на промзону, а сами – через забор и обратно в отряд. Бубль спать, я журналы читать, потом тренировка. Остальная шпана в карты играть, чифир варить. Ну, кто чем… И вдруг неожиданно – мусора с проверкой… Все сквозанули через черный ход к пожарной лестнице, а Федул не успел. И вот идет наряд по бараку. Федул гасится за каменной колонной, но мусоров несколько человек и ото всех укрыться не получается. «Осужденный, кто такой? Почему не на работе?» – рыкнул на него особо бдительный старлей.