— Да к кому я суюсь? Ни к кому я не суюсь…

— Илью Быстрова знаешь? У которого телефон заныкал? Которого в туалете вчера пинал?

— Ну… И чё?

— Хрен в плечо! Еще раз ближе чем на пять метров к нему подойдешь — в унитазе рыжей башкой мокнуть будешь. Понял? Я серьезно говорю. Наша братва теперь с тебя глаз не спустит.

— Чья братва?

— Тебе имена их назвать? По списку? Не советую я тебе знать их имена.

— Да ладно… Больно надо.

— Молодец. Много информации хавать вредно, в горле застрянет. А теперь телефон отдавай. Ну? Или толкнуть уже успел?

— Да больно надо… Нужен мне его телефон.

Андрей подумал, что он, наверное, все-таки пережал слегка. Пацаненок-то был так себе, трусоватый, хоть и здоровый бугай вымахал. Видно, что из приличной семьи. А в дедовщину просто так играет, перед компанией сволочится. Наверняка его родители потом от армии отмажут, а зря. Таким бугаям там самое место и есть.

— Правильно говоришь, не нужен. Тем более он не твой.

— Гвоздь, отдай телефон… — бросил рыжий через плечо.

Долговязый худой парень с готовностью сунул руку в карман джинсов, протянул маленький аппарат на ладони. Андрей взял телефон, молча сунул в карман пальто. Словно по заказу, ставя точку в разговоре, грянул школьный звонок, и компания, побросав в снег так и не прикуренные сигареты и оскальзываясь на узкой тропинке, потрусила к школьному крыльцу, тихо матерясь и оглядываясь на Андрея настороженно. Да еще слабый морозный ветерок донес до уха, когда он возвращался к машине, что-то злобное и ухарски запоздалое, вроде того — видали мы таких, на сильно крутых тачках… Ничего. Значит, больше к пацану не сунутся. Кто любит пугать, тот сам боится. А пацана все-таки следует навестить. Может, ему еще какая-нибудь помощь нужна? И на Белореченскую, дом двадцать, можно съездить. Это должно быть недалеко. Надо только гостинца какого-нибудь купить, а то неудобно с пустыми руками.

Вырулив на большую дорогу, Андрей выскочил из машины, зашел в небольшой магазинчик, навроде киоска, каких много расплодилось теперь на каждой автобусной остановке, с ходу попросил молоденькую продавщицу:

— Наклади-ка мне полный мешок чего-нибудь.

— Чего вам… накласть? — испуганно моргнула она.

— Ну, я не знаю… Шоколадок там, жвачек, газировки всякой. Что у тебя есть, то и клади. Повкуснее да послаще.

— А… Поняла, сейчас! — Она начала торопливо суетиться по крохотному пространству за прилавком, успевая стрелять в Андрея хитрым глазом. Приценивалась, видно, на сколько его обдуть.

— А может, вам еще игру положить?

— Какую игру?

— А вон у нас «Лего» есть, несколько видов. Дети эту игру любят. Она в моде сейчас.

— Ага, давай. Клади свою «Легу».

— Она дорогая…

— Ничего. Клади. Сколько с меня?

— Сейчас, я посчитаю… С вас две тысячи восемьсот пятьдесят рублей, — проговорила она довольно смело, но глянула уже плутовато и слегка с опаской.

— Держи. Сдачи не надо. — Андрей выложил на прилавок три тысячные купюры. — На сдачу чаю напьешься. С пряниками. А где тут улица Белореченская, не подскажешь?

— Проедете до перекрестка, там и будет Белореченская. Вам какой дом надо?

— Двадцатый.

— Тогда налево. До конца улицы.

— Ага. Бывай. Спасибо за расторопность.

Девчонка закивала с благодарностью, вздохнула, глядя Андрею вслед восхищенно, засовывая честно заработанную на плутовстве купюру в карман джинсов. Действительно, если бы все покупатели были такие…

Дом двадцать на Белореченской оказался довольно неказистый, четырехподъездный, старой сталинской постройки, мрачный и хмуро-фундаментальный. Андрей с матерью когда-то точно в таком доме жил. Квартира четыре, значит? Что ж, это должен быть первый подъезд, первый этаж. А квартирка-то должна быть угловая, трехкомнатная… Но училка точно говорила, что пацан с теткой в съемной живут. Интересно, зачем им снимать на двоих трехкомнатную? Дорого же. Что ж, посмотрим…

Прихватив с заднего сиденья свою подарочную поклажу, он хлопнул дверцей, задумчиво шагнул в сторону первого подъезда. За спиной тихо профырчала еще одна машина, остановилась неподалеку. Дверь подъезда оказалась открытой, и Андрей медленно стал подниматься по короткому лестничному пролету, чувствуя, что уже начинает сомневаться в правильности своего доброго порыва с визитом к пацану Илье. Постояв около двери с табличкой «4», все-таки нажал на кнопку звонка и встал аккурат перед дверным глазком, на всякий случай вежливо улыбнувшись.

Господи, дурак дураком, думал Андрей. Чего приперся? Кто его звал?

Послышались торопливые шаги за дверью, и глазок сверкнул искоркой: гостя внимательно рассматривали с той стороны. Сзади тихо скрипнула железом дверь подъезда, наверное, вошел кто-то. Одновременно и цепочка на двери четвертой квартиры звякнула. Дверь открылась, и Андрей увидел сердитое удивленное лицо молодой чернявой женщины. Хотя не такой уж и молодой, если приглядеться.

— Здравствуйте… Вы меня не пугайтесь, пожалуйста. Я к Илье пришел. Я на минуту. А вы его тетя, да?

— Нет, я не его тетя. Я его квартирная хозяйка. А что вы хотели?

— Так Илью…

— А его нет дома. И тети его нет. Они в больницу ушли.

— Да? Жаль… А скоро они придут?

— Понятия не имею. А вы кто?

— Да так, никто… А вы бы не смогли ему передать вот это? — выставил Андрей перед собой объемный пакет.

— Отчего ж не передать? Передам. А от кого? Они же спросят — от кого?

— Скажите… Скажите, от Андрея. Хотя… Давайте я лучше визитку свою оставлю.

— Что ж, оставьте.

Торопливо порывшись в карманах и отчего-то чувствуя себя страшно неловко под любопытным взглядом этой маленькой и неприветливой женщины, он выудил наконец из одного кармана визитку, из другого подаренный отцом «Паркер» и написал на обратной стороне глянцевой продолговатой картонки: «Илья, полный порядок. Я твою проблему порешал. Не бойся, они тебя больше не тронут. Будут еще проблемы — звони».

— Вот. Передайте ему, пожалуйста.

— Передам, — взяла в короткопалую ладонь визитку женщина. — Не беспокойтесь.

— Спасибо. До свидания.

— И вам не хворать.

Дверь тут же захлопнулась, и Андрей, развернувшись, весело запрыгал по коротким ступеням, чувствуя на душе облегчение от сделанного дела. Сразу представилось, как обрадуется пацан хорошим новостям, вспомнит его добрым словом. Да пусть и не вспомнит — тоже хорошо. Теперь и на работу можно ехать с чувством исполненного долга. К отцу. Слава богу, сегодня заседаний никаких не намечено.

* * *