— Лесечка, Лесечка, девочка ты моя ненаглядная. Прости ты нас, ради бога, что мы тогда так с тобой… Видит бог, не хотела я этого! Как я Лешу тогда уговаривала, если б ты знала! Чтоб он тебя простил… И Игорь его уговаривал, в ногах валялся. И кто тогда притащил эту дурацкую кассету, интересно? Кому это надо было?

— Ты поел? Иди дальше к контрольной готовься! — решительно перебила Леся Татьяну Сергеевну, поворачиваясь к Илье. — Иди, иди… Мы как чай станем пить, я тебя позову. Я помню про конфеты…

Чуть дождавшись, когда Илья выйдет из кухни, Татьяна Сергеевна нетерпеливо продолжила:

— Ты же знаешь, Лесечка, я всегда тебя любила! Жили бы мы с тобой душа в душу, и в горе, и в радости… Уж ты бы меня точно не стала обвинять, что я инфантильного сыночка вырастила. А эта его Ольга… Ходит по дому, нос задрав! То не так, это не этак… А тебя я все эти годы забыть не могу, и Илюсика тоже.

— Да, Татьяна Сергеевна, спасибо вам. Вы нам хорошо помогали.

— Ой, да что — помогала. Пустяки. А вот нам теперь вряд ли кто поможет. Живем с отцом, как неприкаянные, ходим по дому, стучим друг о друга лбами. Каждого шороха пугаемся, а вдруг выселять идут? Отлучил его хозяин от места-то.

— За что? — автоматически спросила Леся, вертя в длинных пальцах вилку и старательно накручивая на нее макароны, полностью сосредоточившись на этом занятии, будто важнее дела не было.

— Да ни за что, Лесь, ни за что! — воскликнула Татьяна Сергеевна. — Привел сыночка своего, а Лешу отодвинул.

— Какого сыночка? У него же нет детей.

— Так все и думали, что нет! А он взял и выискался на нашу голову! Тоже Андреем зовут, кстати. Второй Андрей Комиссаров. Командор большой и Командор маленький.

— Как? Как его зовут? — взметнула на Татьяну Сергеевну испуганные глаза Леся.

— Андреем… А чего ты так всполошилась?

— Да так, ничего. Просто… странно все это. Илькиного благодетеля с улицы тоже Андреем Комиссаровым зовут.

— Ну и что? Ясно же, что просто однофамилец!

— Да. Конечно, однофамилец. А только… Давайте больше не будем об этом говорить! Мне жутко неприятно, Татьяна Сергеевна. И страшно. Внутри сразу все трясется и холодеет. Давайте лучше чай пить.

— Ну что ж, давай… — грустно закивала женщина. — Я тебя понимаю, Лесечка, очень понимаю. Конечно, неприятно. Если б ты знала, как мне жаль… И какая все-таки сволочь окаянная тогда эту кассету в телевизор сунула?!

* * *

С устройством на работу сразу не заладилось, что было и неудивительно. Сохранившийся после первой кризисной волны работодатель стал на зарплату жадным, а новый наемный персонал принимал на работу слишком уж разборчиво, как богатая капризная невеста. Первый вопрос по телефону сразу в лоб: про наличие высшего образования. Странно. Зачем, скажите, простому компьютерному оператору нужно высшее образование? Для красоты статистики, что ль? Еще б наличие банковского счета потребовали да умение танцевать модную нынче сальсу. Сволочи несчастные. Акулы капитализма.

В очередной раз бросив на рычаг трубку, Леся сердито перелистала одну газету, потом другую, потом третью. Все, больше для нее ничего нет. Придется идти фасовщицей в магазин или в ночной киоск торговкой. На этой грустной мысли и застал ее звонок в дверь, и душа дрогнула предчувствием неприятностей. Потому что не зря говорят — где тонко, там и рвется. А еще говорят — пришла беда, отворяй ворота. А может, этот звонок по Риткину душу? Вон она как радостно бросилась на его зов, застучала пятками по коридору! Надо выглянуть на всякий случай.

Нехорошая была у Ритки привычка — всем дверь открывать. Глянет в глазок, удостоверится, что там не мужик с топором стоит и не смерть с косой, и распахивает ее на всю ивановскую. И сейчас так же распахнула, впустив в прихожую странного вида деваху. В том смысле странного, что смахивала эта деваха на пришпоренную и обалдевшую от быстрого бега лошадь — волосы дыбом, ноздри раздуты, бешеные круглые глаза чуть из орбит не выскакивают. И одета она была странно — дорого и несколько карикатурно одновременно. Будто на нее сначала в модные шмотки надели, а потом уже надули через трубочку до невероятно квадратных размеров.

— Тебя, что ль, Лесей зовут? — гостья пошла на Ритку полной грудью.

— Не-е-е… — испуганно проблеяла Ритка, вжимаясь в стенку и шустро показывая пальцем в сторону Лесиной комнаты. — Леся там…

— Ну, я Леся… А вы, собственно… — пришлось выйти ей на авансцену событий, но довести вопрос до логического конца она не успела.

То, что произошло в следующий момент, было для нее не то чтобы и неожиданностью даже. Скорее, это было переходом организма в новое состояние, совершенно незнакомое и наивно-изумленное. Оказывается, испытываешь особое чувство, сродни откровению, когда тебя по лицу кулаком бьют. Смесь удивления, боли и продолжающегося неверия в то, что это с тобой и только с тобой происходит. Оказывается, это твоя голова от удара в скулу запрокидывается резко назад, и твои зубы с противным лязгом хряпают один об другой, а затылок пребольно ударяется о стену с глухим и гулким звуком. Нет, Леся видела, конечно, как идет на нее деваха по узкому коридору, как она заносит внушительный толстый кулак для удара, но сигнала опасности организм почему-то не выдал.

— Э! Э! Ты что творишь-то, сволочь? — прозвучал волной визгливый Риткин голос. — Совсем рехнулась, что ли? Ты кто вообще такая?

— Я — кто такая? Это она — кто такая!

Леся увидела направленный на нее мелко дрожащий палец. Палец был очень выразительный — с ярким и длинно-красным ногтем, с красивым толстым кольцом.

— Она — моя жиличка! Что тебе от нее надо? Не смей ее трогать!

— Да она моему мужику на шею вешается, подстилка худосочная! Я думала, тут и взаправду баба видная.

— Какому мужику? Нету у нее никакого мужика! Одна она живет, с ребенком! Если б был, что бы я, не знала, что ли? — с обиженной уверенностью прокричала Ритка, будто возмущаясь самой возможностью присутствия в Лесиной жизни неведомого мужика.

— Не знаю ничего! Мне доложили, что мужик мой к ней похаживает! — отмахнулась от Ритки деваха и злобно: — Слышь, ты, малахольная… Еще раз чего услышу — все кости переломаю. Поняла? Остаток жизни на костылях проведешь. Учти, я баба отчаянная, за мной не заржавеет. Я своего Андрюху никому не отдам.

Леся хотела ей было ответить, что ни про какого Андрюху она и слыхом не слыхивала, но язык почему-то не послушался, будто в страхе присох к нёбу. Да и Ритка ее опередила, затараторила, поднимая голос до самой крайней визгливой ноты:

— Немедленно покиньте мою квартиру, женщина! Что это вы себе позволяете? А вдруг у нее сотрясение мозга? Да я сейчас милицию вызову!

— Ладно, не пищи, маломерка, а то по швам треснешь, — надменно проговорила незнакомка. — Ишь, разбухтелась. Нужна мне твоя квартира! А мозги я твоей жиличке и впрямь хорошо сотрясла, на пользу пойдет. Подумает вдругорядь, прежде чем на моего мужика вешаться да в гости его зазывать.