— Я познакомилась с твоими детьми. И сказала им, что они могут называть меня своей почетной бабушкой. — Она еще раз многозначительно посмотрела на Леандроса. — Мой отпрыск, может, так и не женится снова, чтобы подарить мне внучат.

Саванна чуть не поперхнулась шампанским, закашлялась, покраснела как рак.

Леандрос молниеносно подбежал к Саванне, сел рядом, притулившись на краешке дивана, чтобы видеть обеих: и мать, и ее. Его колени упирались в ее, что приводило Саванну в некоторое волнение.

— С тобой все в порядке, дорогая моя?

Она кивнула и засмущалась, пытаясь изобразить на лице подобие улыбки, чтобы успокоить и мать, и сына.

— Мне не часто приходится пить шампанское, — проговорила она, придумав на ходу не очень удачное объяснение.

Худенькое и очень милое лицо матери Леандроса просияло доброй улыбкой. Ее стройная, гибкая фигура была полнейшей противоположностью пышной комплекции Елены. Волосы с проседью говорили о почтенном возрасте, но подчеркивали изумительную смуглую кожу. Елену же, напротив, молодили густые, пышные, черные, как смоль, локоны, и ее можно было принять не за мать, а за старшую сестру Ионы.

— Ева и Нисса так милы. Эти сокровища поздоровались со мной по-гречески. Как благоразумно и дальновидно ты поступила, что овладела нашим языком и смогла научить детей.

— Благодарю вас, — ответила Саванна.

Баптиста улыбнулась, словно просила за что-то прощения, и обратилась к сыну:

— Тебе, наверное, уже пора идти спать, Леандрос. Нам с Саванной о многом надо поговорить, чтобы наверстать упущенное.

Саванна никак не могла понять, о чем пойдет разговор. Она редко виделась с Баптистой, когда жила в Греции, хотя та всегда к ней благоволила.

Саванна жалобно посмотрела на Леандроса умоляющими глазами. Ей совсем не хотелось оставаться наедине с его матерью.

Но Леандрос только неуклюже улыбнулся в ответ и молча пожал плечами. Хитрый лис.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, и даже это, казалось бы, безобидное ритуальное действие вызвало у нее учащенное сердцебиение.

— Спокойной ночи, Саванна. Приятных сновидений. — Традиционные, старомодные слова, привычные каждому уху, он произнес с таким подтекстом и персональной направленностью, что сердце Саванны растаяло, а Баптиста довольно улыбалась, созерцая эту картину.

Он расцеловал мать, пожелав ей доброй ночи, и тихо удалился из комнаты.

— Итак, — глаза Баптисты оценивающе смотрели на Саванну, но недолго. Лицо ее растянулось в милой улыбке, выражавшей глубокое чувство удовлетворения. — Ты уже спишь с моим сыном или ваши отношения еще на стадии легкого флирта? — спросила она напрямик, и Саванна с трудом удержалась на диване, чтобы не упасть в обморок.

* * *

Следующим утром Саванна все еще не могла отойти от потрясения, в которое ее поверг прямой, без обиняков заданный вопрос Баптисты.

Саванна опустила спинку шезлонга и полулежа растянулась на нем. Краем глаза она внимательно наблюдала за детьми и Леандросом, играющими в бассейне.

После вчерашнего вечера, когда она с таким упоением предавалась утехам в его объятиях, ее смущало любое проявление интимности.

Ева, которую развеселил очередной пируэт Ниссы, отчаянно хохотала, а Леандрос с диким криком гонялся за обеими по всему бассейну, стараясь догнать шустрых пловчих.

Если она даст свое согласие на брак, то сильная и оказавшаяся взаимной привязанность Леандроса к Еве и Ниссе, безусловно, сделает их семьей в прямом смысле этого слова. Но своего места в этой семье она еще не определила.

Молча, механически загибая пальцы, она считала все плюсы и минусы их возможного брака. Во-первых, он склонял ее к женитьбе грубым шантажом. Во-вторых, он не любил ее. Далее — считал ее виновной в гибели своего двоюродного брата и жены, которая на момент разыгравшейся трагедии была еще и в положении. Легкий холодок пробежал по телу, и кожа покрылась мурашками. Она была нужна ему, чтобы возместить потерю сына.

Какой будет его реакция, если Саванна снова родит девочку? Он будет возмущен и станет обвинять ее, как делал это Дион? От такой нерадостной перспективы ее замутило.

Ее дети уже успели полюбить Леандроса. Они не просто хотели видеть рядом с собой человека, номинально исполняющего роль отца, они хотели видеть в этой роли именно Леандроса. И, в отличие от их биологического отца, он охотно дарил им тепло своего сердца, что многим греческим мужчинам дается с такой легкостью и непосредственностью, словно это и есть их основное предназначение.

Она и сама жаждала его любви, хотя немного в других проявлениях. Она мечтала о том, чтобы тела их слились в огне любви, словно два языка пламени. Да и она не была ему безразлична. Его возбуждение вчерашней ночью было ярким тому подтверждением, отчасти оправдывавшим ее безрассудство.

А если она откажется стать его женой, лишит ли он ее материального обеспечения? Что будет она делать с больной, прикованной к кровати тетушкой? Внутренний голос уверял ее, что Леандрос не сможет так поступить, но полагаться на свои ощущения было неразумно. Однажды ее уже сбили с толку чувства, и, слепо повинуясь им, в возрасте двадцати лет она вышла замуж за никчемного гуляку. Никаких сомнений в том, что Леандрос исполнит свои угрозы в отношении ее детей, не возникало. Семья имела для него слишком большое, если не самое важное, значение, чтобы разрешить ей беспрепятственно снова увезти детей в Америку. Но чтобы всем остаться в Греции, совершенно не обязательно выходить за него замуж, о чем она ему вчера и заявила.

Ева бултыхнулась в воду, совершив прыжок с плеч Леандроса, послуживших вышкой.

Итак, у нее есть выбор: по-прежнему оставаться в своем замкнутом, но довольно безопасном мире или впустить в него Леандроса и наперекор всем опасениям решиться выйти за него замуж.

— На каких условиях? — потребовал уточнения Леандрос.

Его тон заставил ее попятиться, глаза стали вмиг огромными, но она быстро прищурила их и, выставив вперед свой изящный подбородок, слегка наклонила голову набок.

— Я хочу быть уверенной в том, что рождение ребенка не внесет нежелательных перемен в твое отношение к Еве и Ниссе и ты останешься внимательным и заботливым и к ним.

Оскорбленный намеками на то, что его подозревают в потенциальном пренебрежении такими сокровищами, как две милейшие девочки, Леандрос сказал:

— Это само собой разумеется.

— Да нет. Это не так просто, как ты думаешь. — Маленький женский подбородок упрямо поднимался вверх.

Что в этом сложного? Какие подозрения могли закрасться в ее душу?

— Ева и Нисса станут мне дочерьми. Рождение других детей не сможет изменить этих обстоятельств. У нас уже есть две старшие дочери, которые, как и все остальные, могут рассчитывать на родительскую любовь в полном объеме.