лет тридцати с подносом, на котором стояли три чашки кофе. Он как будто с самого начала стоял за дверью и появился так быстро и внезапно, что сумел своим появлением напугать женщину, отчего та подскочила в кресле и начала икать.

— Спокойно, дивиче! — произнес он. — Не надо пужаться! Я ж ненароком зашел. Просто быстрехонько ходить умеючи. У нас в ауле все хлопци так ходють!

Мне пришлось сделать над собой максимум усилий, чтобы не рассмеяться. Я махнул на него рукой, он вышел. Наталья Семеновна, тем временем, все еще икая, отпила немного из фарфоровой кружки и спросила:

— Кто это был?

— Наш секретарь — Батько Вспыхвинский — очень остроумный парень. Всегда любит пошутить, да еще и как.

— Белорус?

— Да. Оттуда вся его семья, но сам считает себя русским.

— А почему Батько?

— Для солидности. У них у всех что-то на подобие этого. Не желаете ли шоколада с кофе? — спросил я, улыбнувшись.

— Немного, если можно!

Я вновь скрылся за стеной, примыкавшей комнатушки и, открыв нужный шкафчик, застыл в нерешительности. «Что же ей подсунуть?» В нем, на трех полках стояли закрытые банки с надписями, сделанными маркером черного цвета. «Слабительные пилюли в халве, — прочитал я. — Не-е-ет, слишком сильно. А что если попробовать: «Запеканку из тараканов в кокосовой глазури»? Тоже не годится, слишком слабо. Вот, наконец-то нашел, то, что нужно: «Мышиный помет в шоколаде»! Отлично-отлично, сейчас я ей устрою «райскую жизнь»!

С такими мыслями я достал тарелку, банку, высыпал почти все содержимое, закрыл шкафчик и собрался нести всю эту гадость Наталье Семеновне, как вспомнил самое главное: забыл положить настоящих «шариков в шоколаде». Без этого весь бы мой план рухнул, хорошо, что «соображалка» работает. Сделав нужные приготовления, я вышел к женщине и поставил «шоколадные шарики» на стол прямо напротив ее.

Она облизнулась, отбросила в сторону несколько листов бумаги и взяла один «комочек», выглядевший наиболее аппетитно. Но стоило ей положить его в рот и начать жевать, как вдруг она скривилась в такой гримасе, что на нее страшно было взглянуть. Она открывала и закрывала рот не в силах что-либо произнести. Мне это напоминало человека, который только что отведал горячего-прегорячего чая и теперь не знает, чем бы запить и остудить горло. Женщина тем временем все же сумела дожевать эту мерзость до конца и даже проглотить, после чего сразу же запить кофе. Выдохнув с облегчением спасшегося человека, она спросила:

— Что это за гадость?

— Гадость? Э-э-э…

— Наталья Семеновна, склеротик!

— Так вот, Наталья Семеновна, — к последнему слову я отнесся совершенно безразлично, я его просто пропустил мимо ушей, — это не гадость! Это — «шарики в шоколаде» — мой любимый десерт! И попрошу такого в моем присутствии больше не говорить! Этим вы меня просто оскорбляете.

Я взял один, заранее подмеченный, настоящий шарик и положил в рот. Жевал я его с таким аппетитом, что чуть было не взял другой, более плохой на вкус. Затем, причмокнув от наслаждения, я облизнулся и, не спрашивая разрешения, отпил из чашки Натальи Семеновны, у которой по неизвестной причине расширились глаза, сделавшись чрезмерно большими, и открылась челюсть. Видимо, она никак не могла понять, как я могу с наслаждением есть такую гадость. Но чтобы заинтриговать ее и заставить попробовать еще раз, я произнес самую лучшую фразу, на которую был способен в данный момент:

— Боже! Это самое лучшее, что я когда-либо пробовал в своей жизни.

Женщина не удержалась и взяла еще один шарик. Все повторилось с точностью до мелочей, только на этот раз, в конце, она несколько раз сплюнула на пол и сделала еще более страшную гримасу. Такую я видел только в кабинете зубного врача.

— Вам не нравится? — удивился я. — Зря!

Взяв последний, настоящий «шоколадный шарик», я с аппетитом съел его, но запить не успел, так как Наталья Семеновна выпила кружку, предназначавшуюся Николаю Алексеевичу, который все еще спал в кресле, время от времени похрапывая и что-то мурлыча себе под нос.

В комнату опять вошел Батько Вспыхвинский и опять с тремя кружками кофе.

— Не надо пужаться, это сново я, — проговорил он, поставив все на стол и удалился.

От отвращения, вызванного этими «шариками», женщина закрыла рукой глаза и отпила из заветной кружечки, в которой так же содержался секрет. Выпив все, она минут пять сидела молча, потом вдруг резко встала и…

— Э-гей, враги сожгли родную хату… — завела она.

— Алкоголичка! — сквозь зубы процедил я и достал из ящика стола нужные бумаги на подпись. — Наконец-то они «дозрели».

На дикие вопли своей коллеги проснулся мужчина и, обведя мутными глазами все пространство вокруг, вяло спросил:

— Где я?

— Вы в банке, мистер! Вы пришли сюда для того, чтобы сделать вклад. Большой такой вклад. Мне нужна ваша подпись! Вот здесь, здесь и здесь! — указал я на нужные места.

— Что нужна? — качнувшись, не понял он.

— Подпись! Роспись! Знаете, что это?

— Конечно, о чем речь. Где?

Мне пришлось еще раз показать, где что нужно поставить, и он весьма успешно с этим справился.

Я был на вершине счастья. Мне удалось сделать то, чего Любовь Васильевна и Сергей Дмитриевич не сделали бы никогда в жизни. Я пошел ва-банк и сорвал весь джек-пот. Все, в этот миг принадлежало мне, но я довольствовался малым, тем счастьем, которое принадлежало другим. Сделав свое дело… выполнив свой план, я «умыл руки» и возвратился к своим повседневным нудным делам.

Наталья Семеновна в отличие от Николая Алексеевича вела себя настолько буйно, что перевернула все бумаги, лежащие на столе, причем вместе со столом; перерыла весь книжный шкаф, ища что-то неизвестное даже ей попыталась разбить стулом окно, думая, что это запасной выход и чуть не сломала своему все еще сонному напарнику руку, стараясь заставить его играть с ней в салки или что-то вроде этого.

Я же меж тем достал из его сумки печать и нашлепал ею на каждом листке. Затем спрятал их в надежное место, так как «полоумные» совсем развеселились, и нажал на телефоне красную кнопку.

В комнату опять вошел Батько Вспыхвинский, но на сей раз с ведром воды в руке и вылил ее на парочку ревизоров-неадекватов, которые по «неизвестной причине» вышли из-под контроля и стали совершенно невменяемыми. После ледяного душа они немного присмирели, по-видимому, наконец-то немного начиная соображать, зачем они здесь находятся. С минуту они смотрели на меня изумленными глазами, затем мужчина подобрал валявшуюся на полу сумку и, взяв под руку женщину, вышел из комнаты в коридор, не сказав