Съезд проводили по просьбе Временного правительства для того, чтобы уговорить бойцов Юго-Западного фронта принять участие в наступлении. По такому случаю приехали несколько министров Временного правительства. Выступал и Керенский, который уже стал военным министром. Его слова произвели впечатление. Съезд высказался в поддержку и Временного правительства, и наступления. Ввиду этого 26 мая Крыленко сложил с себя полномочия председателя армейского комитета 11-й армии.

Но его избрали делегатом от армейского комитета на Первый Всероссийский съезд Советов. В начале июня он приехал в Петроград.

Съезд открылся 3 июня в здании кадетского корпуса на Васильевском острове. 9 июня Крыленко, выступая от фракции большевиков, зачитывал резолюции воинских частей:

— Мы не хотим умирать, когда в душу закрадывается сомнение, что снова вовлечены в бойню капиталистов. Нет сил с легкой душой двигаться вперед — нужна уверенность перед смертью, что умираем за дело народа, а для этого требуется, чтобы вся власть была в руках Советов рабочих и солдатских депутатов…

Крыленко избрали в состав первого Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих и солдатских депутатов. Так что на фронт он уже не вернулся.

Его избрали в президиум Всероссийской конференции фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б), которая открылась 16 июня в бывшем дворце Кшесинской. Конференция проводилась в торжественной обстановке. Перед ее началом сводный оркестр моряков и солдат Московского полка исполнил «Интернационал».

Крыленко выступал с двумя докладами — «Война, мир и наступление» (он подготовил его вместе с женой — Еленой Федоровной Розмирович) и «Демократизация армии». Конференция избрала Всероссийское бюро военных организаций при ЦК, в него помимо Крыленко и Розмирович вошли будущие руководители советских вооруженных сил Николай Ильич Подвойский, Михаил Сергеевич Кедров и Константин Алексеевич Мехоношин…

18 июня 1917 года русская армия начала наступление на Юго-Западном фронте. Через несколько дней двинулся вперед и Западный фронт. Но немцы быстро перешли в контрнаступление, и русские войска сначала остановились, а потом и побежали. Солдаты не хотели сражаться. Они отходили целыми частями и перестали подчиняться командованию.

Влияние эсеров и меньшевиков в армии было достаточно сильным, поэтому армия в целом подчинилась приказу Керенского перейти в наступление в Галиции. Но его провал нанес сокрушительный удар по влиянию Временного правительства и левых партий. Большевики, напротив, усилили свое влияние.

Это привело к июльскому кризису в Петрограде, хотя непосредственной причиной стала отставка 3 июля министров от кадетской партии, которые протестовали против уступок, сделанных Керенским в Киеве.

3 и 4 июля в Петрограде начались волнения. Большевики, не имея плана действий, попытались воспользоваться солдатским бунтом, чтобы взять власть, но ничего не вышло. Верные Временному правительству войска, прежде всего казачьи полки, сорвали эту попытку государственного переворота.

Максим Горький писал своей жене Екатерине Павловне Пешковой в июле 1917 года из Петрограда:

«Самое главное и самое худшее — толпа, обыватель и тот «рабочий», тот солдат, который действовал 3-го и 4-го. Это — сволочь, трусливая, безмозглая, не имеющая ни капли, ни тени уважения к себе, не понимающая, зачем она вылезла на улицу, что ей надо, кто ее ведет и куда?

Видела бы ты, как целые роты солдат при первом же выстреле бросали винтовки, знамена и били башками окна магазинов, двери, залезая во всякую щель! Это — революционная армия, революционный свободный народ!»

Июльский мятеж больно ударил по репутации большевиков. Именно тогда заговорили о предательстве большевистского руководства, о том, что Ленин служит интересам немцев.

Отошедший в те годы от большевиков Леонид Борисович Красин 11 июля 1917 года писал жене:

«Ну, большевики таки заварили кашу, или, вернее, пожалуй, заварили не столько они, сколько агенты генерального штаба и, может быть, кое-кто из черной сотни. «Правда» же и иже с ней дали свою фирму и сами оказались на другой день после выступления в классически глупом положении…

Если правдисты хотели осуществить какой-нибудь «план», вроде захвата власти, смены правительства и т. п., то, конечно, они себе самим обязаны провалом. Большей организационной беспомощности и убожества, отсутствия намека на какую-либо осознанную и поставленную себе цель трудно представить.

При малейшем руководительстве в первые два дня, когда вся многоголовая «власть» была тоже в состоянии полной растерянности, можно было сделать что угодно, но болтуны остались болтунами, и, когда вместо вынесения резолюции или писания громовых статей потребовалось проведение лозунга в жизнь, грозные вожди и руководители всемирного пролетариата оказались попросту в нетях и не сделали даже попытки извлечь из разыгравшихся событий и пролитой уже нелепым и бесцельным образом крови хоть что-нибудь для осуществления своих тактических программ.

Несчастные же «массы» в лице главным образом солдат и некоторого процента хулиганья совершенно бессмысленно толкались два дня по улицам, стреляя с перепуга друг в друга, шарахаясь в стороны от малейшего слуха или тревоги и абсолютно не понимая, что все это значит и что к чему…

Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа…»

Николай Васильевич Крыленко в июльских событиях, едва не оказавшихся роковыми для большевиков, не участвовал, потому что еще 2 июля по заданию ЦК выехал на фронт.

Но 6 июля Временное правительство приняло решение привлечь к судебной ответственности «всех участвовавших в организации и руководстве вооруженным выступлением против государственной власти». В тот же день правительство запретило революционную пропаганду в армии и ввело смертную казнь на фронте. 15 июля военное министерство запретило проводить в войсках митинги и собрания, которые приказывалось разгонять с применением оружия.

Крыленко задержали в пути и отправили в Ставку верховного главнокомандующего в Могилев. Там его держали два дня, потом этапировали в Киев и, наконец, отвезли в Петроград и поместили в тюрьму для военнослужащих.

Глава правительства Керенский распорядился: «Если поводов у гражданской судебной власти не будет, то содержать под стражей прапорщика Крыленко по моему личному приказу».

Крыленко писал в редакцию большевистской газеты «Рабочий», которую выпускали вместо закрытой «Правды»: «Моя судьба зависит вовсе не от петроградской прокуратуры, а от дальнейшего развития судьбы русской революции. В этом нахожу единственное для себя утешение…»

9 сентября Петроградский Совет выразил протест против ареста видных большевиков: «В ряду произвольных арестов, разгромов и закрытия рабочих газет выделяется арест тов. Крыленко, которого по личному предписанию Керенского держат взаперти свыше двух месяцев, не предъявляя к нему никакого обвинения, невзирая на то, что товарищ Крыленко выехал из Петрограда до июньских событий и что как гражданские, так и военные судебные власти официально сообщили, что с их стороны никаких обвинений к тов. Крыленко не имеется».