— Да, но при чем здесь я? — Упоминание о красивом мужчине заставило Дашу побледнеть.

Полетаев моментально заметил перемену в рассерженной свидетельнице.

— Вас могут убить, Даша, — негромко произнес он. — Мне очень неприятно говорить подобные вещи, но я хочу, чтобы вы ясно представляли происходящее. Скорее всего, Светлана и ее мать убиты, в вас же могут заподозрить нечаянного свидетеля или еще хуже — сообщника. Посудите сами, почему в трудную минуту Лунина обращается за помощью именно к вам? Потому что вы в курсе дел и можете ей помочь. Следовательно, пока вы живы, вы представляете потенциальную опасность. Вывод напрашивается сам. Под удар могут попасть и ваши близкие. Верьте, этих людей ничто не остановит. Прошу вас, еще раз внимательно вспомните вчерашний день, не произошло ли нечто необычное, на что вы, может, не обратили особого внимания. Не пытался ли кто-нибудь, я повторяю, это мог быть человек любого пола и возраста, вступить в контакт с вами, вызвать жалость или интерес? Понимаю, к молодой женщине на улице часто подходят мужчины, вы могли не придать этому значения, подумайте хорошо.

Даша стояла молча, закусив губу. Сказать ему, что к ней уже сто лет никто не подходил на улице и она от радости побежала за первым встречным? А сегодня, накрасив морду, прямо из их кабинета помчится к нему на свидание? Да они расстреляют ее на месте. Дура, тупица.

Первоначальный испуг сменился яростью, она подняла на подполковника потемневшие глаза и глухо произнесла:

— Нет, ничего особенного со мной не произошло. Если вспомню, обязательно позвоню. Я могу идти?

— Идите. — Полетаев грустно посмотрел ей вслед

Соломон Ольсен, худой, лохматый, с тонким крючковатым носом, который он гордо именовал орлиным, пребывал в это солнечное июньское утро в отличном настроении. Любимец женщин и критиков, он достиг в жизни практически всего: успеха, материального достатка и положения в обществе. А теперь, дай бог, придет и слава.

Когда-то, в конце восьмидесятых годов, в самый разгар перестройки, Сол потягивал пиво на крошечном балконе обветшалой московской хрущевки и грустно размышлял о будущей работе. Еще совсем недавно студент сразу же по окончании вуза получал в зубы распределение и, счастливый, шел обмывать начало новой Взрослой Жизни. Правда, зачастую это самое распределение было в изрядную дыру, но все же…

Наступающая заря демократии преподнесла неожиданный сюрприз — работу надо было искать самому. По счастью, со свободой слова стало полегче и печатные издания полезли как грибы после дождя. Не успев докурить сигарету, бывший студент получил сразу два предложения: одно — от ушедшего в подполье коммунистического издания, второе — от только что образованного эротического.

Редактор последнего, крепко сбитый молодой человек в очках, с сальными взглядом и волосами, пригласил Соломона для предварительной беседы в ресторан.

Бывший студент был удивлен не только широтой жеста, но и странным выбором столика: при неполном зале — у самого выхода. Вскоре и то и другое объяснилось. Чем занимается эротический журнал? Правильно, печатает фотографии красивых голых девушек. А где в конце восьмидесятых годов можно было найти красивых девиц, да еще без комплексов? Дело-то было новое, специализированных агентств не существовало, ну не бродить же в самом деле по улицам в поисках подходящего материала, опасаясь нарваться на оплеуху, а то и на меткий выстрел.

Редактор нашел гениальное решение, казалось, неразрешимой проблемы: он устраивал засады возле женского туалета в ресторанах. В самом деле, куда сначала ведут девушку, чтобы потом с чистой совестью вкусить ее красоту и раскрепощенность? Конечно, в ресторан. А куда стремится девушка после пары бокалов шампанского? Правильно, в туалет. И вот тут-то ее и подстерегал змей-искуситель в виде нашего шеф-редактора.

Представьте: женщина в состоянии легкого опьянения, уже смирившаяся, что ей придется не только раздеться, но и отдаться, неожиданно получает предложение, где от нее всего-то и требуют раздеться, сказать «сыр», получить деньги и отвалить.

На глазах изумленного Ольховича в течение короткого времени предприимчивый редактор получил четыре согласия, одно обещание отрезать сами понимаете что и один плевок в лицо с пожеланием пойти в то самое место, которое собирался снимать.

Несмотря на несомненный будущий успех журнала и свободные взгляды, Сол вежливо, но твердо отказался от заманчивого предложения и покинул сального редактора, даже не доев салат.

Работа в подпольном коммунистическом издании представилась ему еще более нелепой альтернативой, и, не найдя подходящего предложения, он собрал вещички, сел на попутную машину и отправился в Швецию просить национальное убежище.

В Швеции работы для молодого журналиста не было вообще. Однако через некоторое время, благодаря случайности, Солу предоставилась возможность написать пару статей о коллекции летней одежды начинающего модельера-авангардиста.

Трудно сказать, чей талант в конце концов оказался сильнее, но о них заговорили: на авангардиста посыпались заказы, а Ольсена приняли в штат популярного модного журнала.

Так, неожиданно для себя, без всякой моральной подготовки, Сол попал в призрачный мир красоты, дорогих духов и нетрадиционных половых отношений.

Некоторое время бывший советский студент находился на верху блаженства — мало того, что он имел работу, так еще какую! Красивым было все вокруг — женщины, мужчины, лица среднего пола и лица без пола вообще. Здесь красиво ходили, красиво ели и красиво дышали. Количество положительных эмоций с каждым днем нарастало как снежный ком, пока наконец не достигло своей критической массы. У Соломона Ольсена напрочь пропала острота восприятия. Как прекрасного, так и всего остального.

Окружающий мир непостижимым образом трансформировался: все чаще он испытывал головокружение от того, что не может отличить реальное лицо манекенщицы от ее глянцевой копии на обложке. При взгляде на красоток Сол начал ловить себя на мысли, что ему безумно хочется тайком, с руки, подкормить несчастных девушек, которые были так худы, что могли входить и выходить из комнаты, даже не открывая дверей, и все неохотнее отправлялся он на представление новых коллекций, где маячили одни и те же нейлоновые улыбки, силиконовые груди, губы и бог весть что там еще было искусственного.

При появлении красивой женщины журналист начинал вздрагивать, а некрасивых поблизости не было. Мужчинам, связанным с искусством и модой, он просто не доверял, пойди знай, что у них там на уме… В результате все свободные вечера Соломон коротал в одиночестве или в компании соседа, тихого алкоголика, признающего только джин, Шнитке и немецкие порнофильмы. И если против джина Ольсен ничего не имел, то Шнитке в сочетании с порнухой вызывал у него желудочный спазм, так что со временем пришлось отказаться и от последнего собеседника.