– Ты говорил, что Феотим так и не смог продолжить перевод. Кто переводит вместо него?

– Другой историк из библиотеки.

Глупец. Бион опустил руку, и ее пальцы легли на эфес кинжала.

– Думаю, мне стоит переговорить с этим историком лично.

Бион проник в чужой дом, поднялся на крышу, где и увидел Рашиди и его жену. Они спали на мягких подстилках под звездным небом.

Некоторое время он стоял, глядя на спящую пару и обдумывая дальнейшие действия. Это были не воины, а обычные горожане, которых несложно напугать и заставить делать то, что ему нужно. Бион сдвинул накидку на одно плечо, достал кинжал и приставил к горлу Рашиди. Другой рукой он прикрыл историку рот, после чего разбудил.

Вскоре они спустились в дом. Там Бион велел Рашиди сесть на груду подушек, а сам пристроился неподалеку. Скудное освещение комнаты делало облик убийцы еще страшнее, а зловещие тени на лице действовали на жертву не хуже тысячи угроз.

Рашиди оцепенел от ужаса. На ум не приходило ни одной мысли о причинах внезапного появления столь грозного незнакомца у него дома. Во рту пересохло. Он смотрел только на кинжал в руке Биона.

– Чего ты хочешь? – спросил Рашиди, когда к нему вернулся дар речи.

– Я хочу знать о меджаях.

– Никаких меджаев больше нет, – выпалил Рашиди. – Уже нет. Их не существует. Исчезли сотни лет назад. Место меджаев давно заняли филакиты[8].

– Однако ты знаешь о меджаях довольно много, – спокойным тоном произнес Бион. – Эти защитники, разведчики, солдаты Старого царства являются предметом твоих научных изысканий, не так ли?

– Именно так.

– Тебе в последнее время попадались примечательные свитки?

Глаза Рашиди вспыхнули. Он громко сглотнул. И во вновь наступившей тишине слышно было только потрескивание свечи.

– Я постоянно читаю разные свитки. Таков род моих занятий.

– Думаю, ты понимаешь, о чем я, – сказал Бион, подаваясь вперед. – Спрашиваю еще раз: попадались ли тебе в последнее время свитки, где ты увидел что-то новое? Или что-то интересное? Минувшим вечером я говорил с одним переводчиком. Он сообщил, что испытывал трудности в работе и обратился к тебе за советом. Это правда?

– Нет, – ответил Рашиди.

Он намеренно солгал незнакомцу с кинжалом о содержании тех свитков, с переводом которых историка попросили помочь. Рашиди попробовал сменить тему и перевести разговор в другое русло.

– Считается, что меджаи исчезли из Египта еще несколько веков назад, – сказал он. – Но, выходит, это не так?

Бион взмахнул рукой, останавливая поток слов:

– Я говорю не о них, а о меджаях сегодняшнего дня. О тех, кому ты недавно отправил послание.

Рашиди вжался в подушки, как будто они загораживали вход в тайник, где можно было укрыться от неминуемой смерти. В нем шевельнулось предчувствие скорого конца и понимание, что отвечать на вопросы незнакомца все равно придется.

Получив от Рашиди все необходимые сведения, Бион прижал историка к стене, вскинул руку и вонзил кинжал в его левый глаз. Лезвие достигло мозга. Бион подождал, пока мертвое тело осядет и сползет на пол. После этого он вытер кинжал о волосы своей жертвы.

Выгребная яма, куда Бион собирался запихнуть тела, оказалась слишком мала. Он прошел в заднюю часть дома. Там был выход во дворик, обнесенный стенками и служивший для приготовления еды. Увидев высокие сосуды с оливковым маслом, Бион понял, как ему поступить.

Он снова поднялся на крышу. Жена Рашиди все так же спала под звездами. Обещание пощадить ее, конечно же, было пустым, но историка оно сделало разговорчивее. Радуясь, что его жена уцелеет, Рашиди выдал своему убийце то, о чем мог бы умолчать. Бион знал, с какой глупой готовностью люди верили, будто им удастся спасти своих близких.

Наемник склонился над женщиной. Почувствовав его руку у себя на губах, она тут же проснулась, успев широко раскрыть глаза. Бион убил женщину тем же способом, что и ее мужа. Она умерла почти мгновенно, успев пару раз моргнуть правым глазом.

Бион оттащил ее тело к краю крыши и сбросил во двор. Туда же он приволок и тело Рашиди. Трупы он обильно полил оливковым маслом, после чего поджег их и все вокруг. Когда огонь занялся, Бион покинул дом и вернулся к месту своего ночлега.

Сборы в дорогу, как всегда, были недолгими. Бион намеревался покинуть Александрию с первыми лучами солнца.

Он поднялся на крышу и с нее легко разглядел поднимавшийся над домом историка столб дыма. Оттуда доносились крики и звон пожарного колокола. Удовлетворенный увиденным, Бион решил ненадолго прилечь. Сон перед дорогой не будет лишним. Убийца знал, куда отправится теперь.

– Я нашел то, что искал.

Услышав эти слова Туты, я подумал, что он разыскал Хенсу.

Увы, нет. Мальчишка говорил о пристанище, которым был дом, где жили его мать и сестра.

Мы направились в город. Наш путь пролегал мимо базаров. Я впитывал краски и звуки Фив. Над головой ярко светило солнце, которое не замечало разницы между процветающим Завти и Фивами. Казалось, древняя столица так никогда и не избавится от шрамов, оставшихся после мятежей прошлого. По сравнению с жителями Завти, фивяне выглядели угрюмее и почти не улыбались. Или все это – плод моего воображения? Одно я мог сказать с уверенностью: мы – грязные и истрепанные после дороги – своим обликом мало отличались от них.

Тута привел нас в трущобную часть города, где дома стояли вплотную друг к другу. Нас повсюду сопровождало зловоние. Возможно, это «благоухал» Нил, но, скорее всего, причиной были сточные канавы на улицах.

– Мамуля, вот люди, о которых я тебе рассказывал, – сказал Тута, приведя нас в свой дом.

Внешне он ничем не отличался от ветхих соседних строений, однако внутри дом сиял чистотой и был полон любви. Это ощущалось сразу же, стоило переступить порог. Казалось, здесь светило свое солнце.

Мать Туты была крупной, внушающей уважение женщиной с открытой улыбкой. В ее глазах светились те же озорные огоньки, какие я замечал во взгляде ее сына. Рядом стояла девочка лет пяти – уже достаточно большая, чтобы не прятаться за материнский подол. Но не стоило забывать, чего насмотрелась эта кроха, когда отец жил вместе с ними. Девочка смотрела на нас с настороженным любопытством, но без страха. Тута подошел к ним и встал с другой стороны. Глядя на этих троих, было трудно поверить, что они имеют какое-то отношение к пьянице и негодяю, оставшемуся в Завти. Обычная семья. Но, присмотревшись повнимательнее, я заметил в них признаки мрачного прошлого, оставленного позади в надежде на лучшую жизнь.