— Не рыпайся, тварь!

Тварью меня ещё никто никогда не называл… Однако, несмотря на грубые слова, несмотря на руку в волосах, жестко фиксирующую голову, губы нежно и мягко приникли к моим, легонько посасывая, не давая их сжать, мужской язык неторопливо прошелся по зубам. А потом меня так же неожиданно и резко отпустили. Отпустили, когда в легких закончился кислород, а ноги стали ватными, когда тело, прошиваемое непонятными импульсами, стало мелко подрагивать. Только бы не сползти к его ногам безвольной тряпичной куклой… Попыталась сфокусировать свой взгляд, стараясь показать, как же я его презираю. Даже несмотря на этот чувственный поцелуй презираю! Мелкий шантажист и слизняк!

— Раздевайся! — спокойно, буднично произнес мужской голос.

Подонок! Расстегнула шубку. Валера по-джентельменски помог мне ее снять и неторопливо определил на вешалку. Шубку отдала, а вот сумочку с собой прихватила. Хорошо, что Довженко не обратил на нее внимания. Пришло время поговорить серьезно.

В молчании прошли в единственную комнату квартиры. Диван был приглашающе разложен и застелен кристально белым бельем. Внизу живота случился жаркий толчок. Нет! Я ничего не чувствую. Нельзя! Нет! Это ненормально! Мне никогда не нравилась грубость в постели, я всегда была против насилия!

Мужские руки легли на мои плечи, горячий воздух обжег легкие.

— Когда я говорил, раздевайся, имел в виду полностью, — прошептал Валера противным… сексуальным шепотом мне на ухо. — Ирина, сними с себя всю одежду, даже трусики, особенно трусики.

Вспыхнула. Как же унизительно…

Соберись! Нельзя позволять вытирать о себя ноги… Хватит быть жертвой в руках шакалов! Надо самой диктовать условия!

— Валерий Константинович, — голос был сдавленным и скрипучим, — я согласна заплатить этот миллион, но давайте обойдемся без пошлости, как в прошлый раз. Наверное, видео дало вам неверное представление о моей доступности.

На полных мужских губах появилась усмешка.

— Это не совсем так, — несмотря на дрожащий голос, пыталась диктовать условия я.

И снова послышалось ироничное хмыканье. Скотина!

— С Мишкой было временное помутнение рассудка…

— Мне это совершенно не интересно, — перебил меня Валера. На мужском лице наигранная скука, а в уголках серых глаз притаился хищник. Хищник, который нравился жертве внутри меня. Только я не намерена выпускать ее на свободу.

— Это была ужасная ошибка. Возможно, во мне взыграло любопытство, я никогда ни с кем не была, кроме моего мужа.

— И меня. — В мужском голосе, во взгляде серых глаз опять появилось какое-то непонятное напряжение.

— Ты меня изнасиловал!

Никакой реакции на мои обвинения. Только вызывающий оторопь взгляд. Иногда Валера Довженко выглядит странным.

— Вы казались мне вполне вменяемым мужчиной. Не знаю, что на вас нашло в тот момент и почему я позволила. Я не стала заявлять в полицию, хотя у меня были основания. Но между нами больше ничего не может быть.

— Ира, хватит болтать! Я же сказал, раздевайся!

Хочется убить его, размозжить чем-нибудь тяжелым череп, четвертовать, разорвать на кусочки, зажать мужские причиндалы в тиски и медленно сдавливать, слушая его вопли!

— Валера, возьмите деньги и не воображайте о себе слишком много, — старалась говорить спокойно, не выпуская на свободу стаю эмоций, бушующих внутри. — Я ведь могу покаяться, рассказать все мужу, вдруг он меня простит, — а про себя подумала, что, скорее всего, мне снова придется упасть с лестницы. — Уверена, Сергею совсем не понравится, что начальник службы безопасности его фирмы шантажирует и грязно домогается его жены. Вы не боитесь потерять свое место?!

Он пристально смотрел в мое лицо, но как будто глядел сквозь меня. Интересно, Довженко понял, что я пыталась ему донести?..

— Вот, возьмите. Но это последняя сумма и последняя наша встреча. — Достала из сумки увесистый сверток и протянула Валере.

Губы Довженко презрительно скривились, словно я ему взятку предлагала, а не отдавала деньги, которые он вымогает с помощью шантажа. Однако, конверт взял, вытащил оттуда деньги и небрежно бросил их на диван. Они рассыпались веером по белоснежному белью, а Довженко медленно, гипнотизируя горящим взглядом, начал приближаться. Отступила на несколько шагов назад, а потом вспомнила, что я больше не жертва и остановилась. Ожидала увидеть злость в глазах. Нет, ошиблась, мужское лицо казалось спокойным… даже равнодушным. А вот глаза… там адский кострище полыхал.

— Раздевайся, — последовал еще один, прошедшийся током по хребту, тихий хриплый приказ.

— Да пошел ты!

Мужские руки поднялись. Невольно зажмурила глаза и отшатнулась. Показалось, что Валера меня ударит. Нет… Послышался треск рвущейся материи. Ещё одна блузка разодрана в клочья. Стараясь не быть жертвой, попыталась отвесить ему пощечину. Перехватил руку, с силой сжал моё тонкое запястье, чувствительно, но не больно. Языки адского кострища в серых глазах начали лизать мои губы. От возмущения стало не хватать кислорода, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Черт, да Валера наслаждается всем этим! Его, наверное, заводит мое сопротивление — вон какой бугор в штанах образовался, вон какие волны зверской похоти от него хлещут! Любая почувствует, каждая отреагирует! Довженко обнял, точнее, схватил меня своими ручищами, приподнял мое тело над полом, протащил несколько шагов, бросил на разложенный диван и сразу же навалился сверху. Я в эпицентре пекла. Пуговица на брюках отлетела куда-то, безжалостно оторванная сильными пальцами. Мужские руки принялись стаскивать брюки с моих ног. Сколько же в нем силищи! Конечно — он ведь бывший мент, точнее, полицейский. Но я не буду больше жертвой. Изловчилась, ударила Довженко кулаком по лицу, совсем не по-женски, крепко так припечатала. И в ответ получила пощёчину. Не сильную, но она отбила желание сопротивляться дальше… Впрочем, меня еще не так били, кровью харкала. Хорошо, что Митька этого не видел.

— Если я сказал, раздевайся, нужно быстро всё с себя скидывать, а не показывать свой норов. Попробуешь укусить — кости переломаю.

Солоноватые капли покатились по щекам… Конечно, Довженко не остановили мои слезы, он попросту не обратил на них внимание. Ну, хоть рвать одежду перестал. Неторопливо, словно наслаждаясь моментом и моей доступностью, избавился от моего бюстгальтера и стащил вниз трусики. Вверх мужские руки поднялись, жадно скользя по моему телу, обхватили груди, зажав соски между большими и указательными пальцами. Очень чувственно… Вовремя прикусила губы, успев сдержать рвущийся из губ всхлип кайфующей жертвы. Я полностью обнаженная перед ним, но совсем не пытаюсь прикрыться. Мне все равно, абсолютно все равно. Пусть смотрит! Раз уж насилия избежать не получится, физически мне никак не справиться с этим боровом, значит, надо минимизировать его последствия, притворяясь безвольной куклой или бесчувственным бревном. Может, у хищника пропадет интерес к полумертвой жертве?