Марлова поостыл, и в нем заговорила жалость — дитя есть дитя, как часто мы не понимаем ребячьей души, как часто обижаем ее… Но спустя полчаса сорванец прокрался в кабинет и изгваздал цветными карандашами бесценные фолианты, кои лежали на письменном столе, мало того, доминиканскому монаху Лемери (тому самому, кто в Шаранте изобрел коньяк) пририсовал углем усы. Но то были пустяки, так сказать, детские шалости.

Кристоферу надо было гнать пары с великим тщанием, он не мог без конца бегать по комнатам и присматривать за престарелым дебоширом, этого никто не имел права от него требовать. Лишь поздно вечером, заставив лоботряса вымыть в теплой воде ноги, а затем и лицо, загнав его в постель и прочитав две сказки, Марлов вздохнул. Трампедах уснул, теперь можно было вернуться в лабораторию и заканчивать труды.

Вся передняя пропахла благовонным ароматом арака. КМ-30 капля за каплей стекал в фарфоровый тигель. Светло-желтой влаги получилось немного. Кристофер дал ей остыть, затем налил в мерную скляницу, с наслаждением вдыхая улетучивающиеся масла и эстеры. Что ни говори, это был подвиг — в столь драматической обстановке и за столь короткий срок приготовить эликсир жизни! (Свои приключения он поклялся описать в новом переправленном издании «П. П. П.», поскольку льстил себя надеждой, что они сумеют распотешить кое-кого из читателей.)

Довольный собой и всем миром, юноша засунул скляницу в карман спенсера, запер дверь лаборатории и на цыпочках поднялся по лестнице в свою комнату. Он почел за нужное заставить магистра еще спозаранок выпить эликсира, поскольку в трактате Пех Кхака было сказано, что вслед за приемом лекарств пациент впадает в забытье и спит двадцать четыре часа кряду, не шелохнувшись. Значит, в понедельник утром магистр должен очнуться от сна обновленным, то есть нормальным, после чего они предпримут свое грандиозное путешествие.

Все шло по плану. Янис Вридрикис утром проснулся, отпил сто граммов КМ-30, потом еще сто пятьдесят, чихнул и, повернувшись на левый бок, снова погрузился в сон. Кристофера ждал приятный денек, который он вознамерился посвятить отдыху.

Погода прояснилась, в парке на деревьях чирикали и верещали птахи, расправляли крылья букашки и козя-вы, свидетельствуя о том, что дождя сегодня не будет.

Марлов зашел в кабинет и вынул из шкафа изданную Кимелисом и Пипером «П. П. П.» в переплете из свиной кожи. Отныне книга принадлежала ему, причем была честно им заработана. Нужно отобрать все наиболее ценное, а лузгу и шелуху выбросить. Он зажал переплетенный в свиную кожу том под мышкой и решил пойти к Вейте, посидеть где-нибудь на береговой круче под исполинскими дубами и почитать. Выйдя на улицу, Кристофер побледнел. Со стороны церковного вертограда по-гренадерски вышагивала к дому Керолайна в серо-буром габардиновом пальто, соломенной шляпе, украшенной пучком фиолетовых маткиных душек, и с потертым чемоданчиком в руке.

Что делать? Они полагали, шотландка воротится только в понедельник. Ведь когда проснется реставрированный Янис Вридрикис, она его не узнает, подумает, что явился еще один колоброд, подымет скандал, позовет полицию. Принесла нелегкая старую ведьму раньше времени!

Кристофер шмыгнул обратно в дом, запер двери магистровой спальни и ключ спрятал в кармане порток. Будь что будет: соврет, что магистр уехал еще вчера, запер дверь, а его оставил сторожить квартиру. Кристофер хорошо говорит по-английски, он постарается быть почтительным и изысканно вежливым. Распахнув дверь, он кричит еще издали:

— I am glad to see you, miss Campbell!

— To answer with how do you do, mister Marlowe!

Керолайна рада-радешенька: она неслась на всех парах, чтобы успеть попрощаться с Янисом Вридрикисом. Слава богу, удалось!

— Мистер Трампедах велел передать вам привет. Он отбыл вчера вечером, приказав встретить вас и передать вам ключи, — говорит Кристофер.

Ах, вот оно что…

Керолайна замялась. Экая притка, экая незадача!.. Обидно-то как… Уехал не попрощавшись, быть может, на год, а то и на дольше… О боже!

Шотландка тяжелым шагом переступает порог. Дом для нее потерял всякую привлекательность — отныне это набитый мебелью ящик, и только. В глубине души Керолайна благодарна юноше, хоть он остался встретить ее.

— Надеюсь, мистер Марлов, вы-то, по крайней мере, никуда не спешите?

— Увы, мисс Кемпбел. Завтра с утра придет один из моих друзей, и мы оба отправимся продолжить мое путешествие.

— Как вы тут обходились? Как чувствовал себя магистр перед отъездом? О боже, на что похожа кухня! И что случилось с тафельклавиром? А портрет — господи, не покидай меня! — почему у этого сэра появились усы, я совершенно четко помню, что он был без усов.

— Беда, мисс Кемпбел! Пока мы прогуливались по городу, в окно влезли мальчишки и вот что натворили! Магистр так переживал, так убивался.

— Видите, что происходит, когда в доме нет женской руки. Посуда навалена как попало. Не разобрать, где Розенталь, где Veuve Cliquot… Просто невероятно, как магистр все это терпел. Мне кажется, что, например, эта тарелка даже не вымыта.

— Верно, мисс… Мы ждали, пока накопится целая груда, тогда и зажарили бы омлет.

Керолайне стало дурно. Мужчины — это сущие свиньи, и притом во всех отношениях. Сколько возни теперь потребуется. Во дворе гоготали гуменники, о подоконник стучали клювами голодные воркуны. А когда Керолайна вышла в сад посмотреть на грядки с огурцами, то от возмущения воздела длани к небесам: какое-то чудище раскопало взошедшие листики и прошлось тяжелой стопой по рыхлой земле. Господи, какие только злодеи не шляются по белому свету!

Тут следует пояснить, что простофиля Кристофер и вправду искал огурцы на грядке. Ему было невдомек, что в городке на Венте сей овощ поспевает лишь в шестом месяце червене, а то и позже — в грознике. Сказать откровенно, studiosus rerum naturae вообще мало что смыслил в вопросах садоводства, да и вообще в природе, потому как редко посещал лекции и семинары. Огурцы для Трампедахова носа он позднее догадался купить в аннафельдских парниках.

Весь день у Керолайны прошел в хлопотах по дому и саду. Поначалу она, правда, удивилась: Янис Вридрикис запер свою комнату, а ключа нигде не видать, но поскольку старый муж был большой оригинал, мало ли какие чудачества могли прийти ему на ум. Наверное, не доверяет Марлову. Опасался, что легкомысленный музыкант притащит какую-нибудь кралю и уложит на его пушистые перины. Далеко ли ходить за примерами? Вон теща мукомола из Гайтей подстерегла своего зятя как раз в ту минуту, когда тот, спровадив супружницу на Дорбенскую ярмарку, приволок домой Триныню Скубити и заперся с ней в спальне. Ай да шалава заречная, ай да окудница,