Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встревожившись, один в купе, молодой человек несколько часов подряд напряженно думал. Письмо вызвало у него какое-то недоверие, как будто было написано специально для него, задумано, чтобы лично его ввести в заблуждение. Впервые сталкиваясь не с прямой атакой, но с хитроумным обманным маневром, он по-настоящему перепугался. И снова вспомнив о старике отце, похищенном по его вине, задумался: а стоило ли продолжать безумный неравный поединок? Разве исход его не предопределен заранее? Разве Люпен не уверен, что выйдет победителем?
Однако смятение его было недолгим. И после нескольких часов сна, в шесть утра выходя из вагона, он уже вновь обрел свою веру в успех.
На перроне ждал служащий военного порта Фроберваль, приютивший Ботреле-отца, с дочерью Шарлоттой, девочкой двенадцати-тринадцати лет.
– Ну что? – увидев их, воскликнул Ботреле.
И, прервав стенания славного старика, потащил его в соседний кабачок, а там, заказав кофе, принялся четко задавать вопросы, не позволяя тому отклониться от темы.
– Не правда ли, моего отца не похитили, это было невозможно?
– Невозможно. И все-таки он пропал.
– Когда?
– Не знаем.
– Как это может быть?
– Вчера утром, часов в шесть, видя, что он не сходит вниз, я поднялся к нему в комнату. Его уже там не было.
– Но позавчера он еще находился там?
– Да. Позавчера он провел в комнате весь день. Сказался усталым, и Шарлотта относила ему туда обед в полдень и ужин в семь вечера.
– То есть он исчез между семью часами вечера и шестью часами утра следующего дня?
– Да, позапрошлой ночью. Вот только…
– Что?
– Ну… ночью из порта не выйти.
– Так, значит, он не выходил?
– Да нет. Мы с товарищами облазили весь военный порт.
– Следовательно, он все-таки вышел?
– Невозможно. У нас все под охраной.
Ботреле подумал, а потом спросил:
– В его комнате была разобрана постель?
– Нет.
– И все там оставалось на своих местах?
– Да. И трубка его, и табак, и книга. Там даже между страницами, как закладка, лежала вот эта ваша фотография.
– Покажите.
Фроберваль протянул фотографию, и Ботреле так и подскочил от удивления. Он узнал себя на снимке, стоящим, засунув руки в карманы, на лужайке среди деревьев и руин. Фроберваль пояснил:
– Видно, вы совсем недавно ему это послали. Там на обороте и дата есть… Вот… 3 апреля, имя фотографа – Д. Вал. И название города… Лион… может быть, Лион-сюр-Мэр?
И правда, его собственной рукой на обороте было написано: «Д.Вал, 3. IV, Лион».
Он помолчал немного и снова спросил:
– Мой отец еще не показывал вам этот снимок?
– Да нет, я даже удивился, когда увидел его вчера… ведь ваш отец так часто рассказывал нам о вас!
Они снова замолчали, на этот раз надолго. Наконец Фроберваль пробормотал:
– Мне нужно еще кое-что сделать в мастерской. Может быть, пойдем?
И умолк. Изидор не отрывал от фотографии взгляда, словно изучал ее со всех сторон.
– А есть где-нибудь в одном лье от города трактир под названием «Лион д’Ор»?[1] – спросил он наконец.
– Да, конечно, как раз в лье отсюда.
– На Валонской дороге, не так ли?
– Да, именно на Валонской дороге.
– У меня есть все основания полагать, что трактир этот служит генеральным штабом люпеновских дружков. Оттуда они и вступили в сношения с отцом.
– Ну что вы такое говорите! Ваш отец ни с кем не разговаривал. Ни с кем не виделся.
– Ни с кем чужим, но у них был посредник.
– Почему вы так думаете?
– Из-за фотографии.
– Да это же ваш снимок!
– Мой, но я его ему не посылал. Я даже не знал о его существовании. Меня сфотографировали без моего ведома в амбрюмезийских развалинах, и сделал это, вне сомнения, секретарь следователя, то есть, как вам известно, сообщник Арсена Люпена.
– А зачем?
– Эта фотография служила паролем, с помощью которого им удалось заручиться доверием отца.
– Но кто же, кто проник ко мне в дом?
– Не знаю, ясно одно: отец попал в ловушку. Ему сказали, что я здесь поблизости, что хочу с ним увидеться в трактире «Лион д’Ор», и он поверил.
– Какая-то ерунда! Как вы можете утверждать…
– Очень просто. Они моим почерком написали на обороте место встречи, смотрите: Д. Вал. – Валонская дорога; 3 км 400, трактир «Лион». Мой отец пришел, и они захватили его, вот как это было.
– Ладно… – потрясенный, бормотал Форберваль. – Ладно… согласен… пусть так оно и было… но все равно он не мог никуда выйти ночью.
– Он вышел днем, намереваясь дождаться вечера, чтобы ехать в трактир.
– Но, черт возьми, он же весь день просидел у себя в комнате!
– Хотите убедиться? Бегите в порт, Форберваль, и спросите у того, кто дежурил позавчера во второй половине дня… Но только поторопитесь, если хотите еще застать меня здесь.
– Значит, вы уезжаете?
– Да, первым же поездом.
– Как же так? Вы же не узнали… Не искали…
– Поиски закончены. Мне известно практически все, что я хотел узнать. Через час меня в Шербуре уже не будет.
Форберваль поднялся. Он ошеломленно уставился на Ботреле, затем, помедлив, взялся за фуражку.
– Идем, Шарлотта.
– Нет, – возразил Ботреле, – я еще хочу у нее кое-что спросить. Пусть останется. Заодно и поболтаем. Я ведь знал ее совсем еще маленькой.
Форберваль ушел. Ботреле с девочкой остались в кабачке одни. Некоторое время они сидели молча. Официант унес чашки из-под кофе.
Их взгляды встретились, и молодой человек очень мягко накрыл руку девочки своей. Она мгновение глядела на него потерянно, будто задыхаясь. И вдруг, уронив лицо на руки, зарыдала.
Ботреле не утешал ее, только спросил чуть позже:
– Ведь это ты все сделала, да? Ты была посредником? Ты принесла фотографию? Правда? А потом, позавчера, говорила всем, что мой отец у себя в комнате, хотя знала, что его там нет, ведь ты же сама помогла ему выйти?
Шарлотта не отвечала. Тогда он проговорил:
– Зачем ты это сделала? Тебе, конечно, дали