Она ненадолго замерла в нерешительности – на секунду, наверное, во всяком случае так ему показалось. Затем села.

– Вы, конечно, правы.

Джайлс усмехнулся. У нее была невероятная особенность – говорить фразами, которые воспринимались бы как дерзость, если бы не ее невинный тон. Не ей, трудяге, судить о верности того, что он говорит. Он тут же вспомнил про мысль, возникшую у него сразу, как он впервые с ней познакомился.

– Скажи, Мара, а ты, случайно, выросла не в семье магнатов?

– Я? – Она рассмеялась. – Вовсе нет. Мой отец умер, когда мне было три года. В нашей семье было восемь человек детей – из-за ошибки компьютера выдали разрешение на такое количество, а когда обнаружилось, что это ошибка, было уже слишком поздно. Поэтому, когда умер отец, матери позволили все время проводить с детьми, и она даже получила разрешение на то, чтобы к нам переехала бабушка, чтобы помогать ей. Так что я росла примерно так, как если бы родилась сто пятьдесят лет назад, до Зеленой Революции.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– А как же учеба?

– О, все обычные курсы я прошла. Но при такой большой семье, как наша, всякий раз, оказываясь дома, я попадала в среду, созданную нами самими. Так что у меня было типичное для средних веков семейное окружение.

– Ясно. – Он ощутил к ней жалость. Неудивительно, что такая девушка могла попасть под влияние «Черного четверга». На секунду у него возникло искушение предупредить ее, что Бисет опознала в ней революционерку, но привычка подчинять себя долгу заставила промолчать. – О чем ты хотела со мной поговорить?

Она оглянулась через проход на среднюю секцию шлюпки, но музыка звучала достаточно громко, так что ей не требовалось даже понижать голос, чтобы говорить с ним так, будто они наедине.

– Об Эстевене. Думаю, вам это будет интересно. Я не дипломированная медсестра, но когда училась в средней школе, то целый год работала стажером в медицинской службе. Специального образования у меня нет, но я вижу, что с ним что-то не так. У него холодные руки – здесь, в парниковой атмосфере шлюпки, – а пульс учащенный и неровный.

Джайлс посмотрел на нее с уважением.

– Это хорошо, что ты заметила и рассказала мне об этом. Есть ли у тебя какие-то предположения, из-за чего такие симптомы?

Она покачала головой.

– Как я сказала, это была всего лишь практика в течение года, к тому же в те времена, когда я была подростком.

Джайлс кивнул.

– Ладно, в любом случае хорошо, что я теперь в курсе. Попробую поговорить с самим Эстевеном и выяснить, знает ли он сам, что с ним не так.

– Что бы с ним ни было, мы бессильны. На этой инопланетной спасательной шлюпке нет ни лекарств, ни медицинского оборудования. Я не представляю, что делать.

– Это не твоя забота. За все это отвечаю я.

– О да, – сказала она, махнув рукой, словно бы отмахиваясь от этого утверждения. – Вы – магнат и считаете, что должны все взвалить на свои плечи. Но вы застряли здесь с кучей трудяг, а что вы знаете о трудягах?

– Что я?.. – удивленно начал он и осекся, уловив в ее словах отголоски давнего разговора с Полом Окэ, говорившего ему почти то же самое. Изумление заставило его забыть о том, что вовсе не следовало бы пытаться обсуждать с ней столь нелепое обвинение. – Не ты ли тот самый трудяга, что сказал мне, мол, все представители низших классов мечтают о шансе попасть в какой-нибудь колониальный мир?

Он помолчал и взглянул на соседнюю койку. Хэма там не было, и нигде поблизости его не видно. В любом случае Хэм не проводил много времени в огороженной средней секции, если его нет в передней, то скорее всего он отправился собирать ягоды или подыскивает, какую съесть самому. Тем не менее Джайлс понизил голос:

– На днях я долго разговаривал с Хэмом. Он в отчаянии от того, что его отправили невесть куда и разлучили с товарищами по работе, которых он знал. Он бы все отдал за то, чтобы вернуться на Землю. Возможно, я знаю о трудягах немного больше, чем тебе кажется.

– А, Хэм… Это аморально – добиваться генетическими манипуляциями, чтобы несчастные беспомощные дети вроде него вырастали в таких вот рабочих.

– Тсс, – шикнул он, искренне беспокоясь за нее. – Придержи язык, кто-нибудь на борту может донести на тебя.

Мара заговорила тише, но с прежним презрением:

– Вы про шпика? Я ее не боюсь.

– Шпика?

– Агента полиции, Бисет.

Он внимательно посмотрел на нее, не веря своим ушам.

– Ты… тебе уже известно, что она из полиции?

– Конечно. Все на корабле знали про это. Всегда есть шпик. У полиции есть свой агент на каждом звездолете, везущем трудяг. Любой трудяга в курсе дела.

– Что еще ты о ней знаешь?

– Знаю, что она пишет доносы на каждого, кто ей не нравится, независимо от того, совершил ли он что-то. Если она решит, что я ей не нравлюсь, то все равно придумает чего-нибудь для доноса.

Джайлс мрачно посмотрел на нее.

– И тебя, похоже, это не очень беспокоит?

– Говорят, на колониальных мирах полиция не очень-то прислушивается к шпикам вроде нее, когда те докладывают о плохом поведении, революционной болтовне и тому подобном. Потому что уже бывало много таких, прибывших с группами и создававших кучу проблем, прежде чем их отправляли обратно на Землю.

– Думаю, ее обвинение может оказаться куда серьезнее. – Джайлс послал к черту чувство долга. Таких, как Бисет, встречается десяток на дюжину, а Мара, с ее прямотой и смелостью, была бриллиантом среди кучи камней – прочих трудяг. – Она считает, что ты из «Черного четверга».

Мара взглянула на него.

– Ого…

Внезапно между ними вырос невидимый барьер. Они не были более людьми, сидящими вместе; они были противниками, смотрящими друг на друга через полоску спорной территории. Джайлс ощутил сильное желание уничтожить то, что их разделяло, – желание, сила которого удивила его самого. Но сейчас у него не было времени разбираться с эмоциональным аспектом ситуации.

– Она мне это прямо сказала. Но я не поверил.

– Это довольно мило с вашей стороны, ваша светлость. Конечно, вы правы. Я не одна из них.

– Ни на мгновение так не подумал.

Но барьер между ними не исчез.

– Но все же спасибо, что рассказали, магнат. – Она встала.

– Не за что, – ответил он машинально. – Спасибо за информацию об Эстевене.

– Я хотела помочь вам.

Она повернулась и ушла. Джайлс не стал ее останавливать. Вид того, что она уходит, вызвал в нем странную душевную боль. Он не понимал, что же пошло не так.

Открыв глаза несколько часов спустя, когда в средней секции громко заиграла музыка, он увидел Бисет, стоявшую рядом с его койкой. Она тут же, без предисловий, едва он ее увидел, заговорила с ним на эсперанто.