Где мы в безопасности.

И вместо того чтобы вести спасательную космическую капсулу в своем воображении в другую галактику, выбираю новое место.

То, где мы с Уэбом лежим под звездами, продолжая разговаривать о сломанном всем.

15

1 июня 1973 года, пятница

Прошла неделя. Отец живет в своей альтернативной реальности «Предоставьте это Биверу на озере Крев-Кёр» с Хизер. Догадываюсь, что она обитает в той самой деревне трейлеров. Похоже на то. Во всяком случае, он не показывался неделю, вплоть до вчерашнего вечера, а для меня это означает полноценный сон по ночам. И то хорошо! Неделя итоговых экзаменов. Сдал все на отлично. Но этот чертов Доклад-От-Которого-Зависит-Твоя-Жизнь все еще угрожающе нависает во мраке. Старла так сверхъестественно одержима своим, что мы едва словом перемолвились. В сущности, она проводит каждую свободную секунду с Линдси, планируя «самое неземное шоу, какое ты только видел, малыш»!

Итак, это я к чему: нынче вечер пятницы, Уэб придет ко мне работать над докладом.

О боже. От одной этой мысли желудок крутит сальто.

Лежу в постели и жду, потерявшись взглядом в люминесцентном плакате с первыми отпечатками шагов Нила Армстронга на поверхности Луны. Его фиолетовые и розовые тона дополнительно подцвечены начинающимися сумерками, раскрашивающими небо снаружи, просачивающимися в открытое окно. Сегодня луны нет. Вот и хорошо. В воздухе чувствуется запах ржавчины. Надвигается гроза.

Тикает будильник на тумбочке.

19:11. Тик-так. 19:12. Тик-так. 19:13.

Он опаздывает. Мы не так много разговаривали на этой неделе – экзамены и все такое – из-за чего я начинаю сомневаться, что обмен тайнами на утесе был на самом деле.

19:15. Тик-так. 19:16.

Может, заблудился? Не знаю. Понятия не имею, где он живет, поэтому нарисовал карту, как идти от школы до моего дома.

Тик-так. 19:18.

Мне никогда прежде не приходилось объяснять, как добраться до моего дома. Я никогда раньше никого к себе не приглашал. О чем я думал?! Глупая-глупая-глупая идея. Где маркер? Скорее нарисовать черную дыру на ковре, исчезнуть в другой эпохе…

Тик-так.. 19:20. Не сработало.

Pink Floyd плещет волнами сквозь перекрытия, доносясь из колонок проигрывателя в гостиной. Альбом «The Dark Side of the Moon». Благовония пачули ароматизируют воздух. Единственный сорт, который я смог найти за барной стойкой. Туда же сунул пепельницу с титьками – и прочие отцовские причиндалы с девицами – и включил так и оставшиеся развешанными рождественские гирлянды.

Тик-так. 19:23.

Подумаешь, большое дело, Коллинз. Вы просто друзья. И только. Доктор Эвелин говорит: «Хорошие друзья – это хорошие силовые поля» – вот что он такое. Да. Может, следовало позвонить Старле, позвать ее в гости, и…

Дверной звонок.

Он здесь.

– Привет.

– Привет.

Смотрим друг на друга сквозь москитную дверь.

Уэб в обычной одежде: белая майка в рубчик, ярко-голубые джинсы и побитые жизнью «чаки», но сверху наброшена сияющая черная ветровка, как волшебный плащ. На ней белый значок: силуэт американского индейца, переходящий в значок мира, и буквы AIM, отпечатанные красной краской. Уэб, высыпающий в рот пакетик вишневых леденцов, и губы цвета красного моря. Уэб, кусочек солнца, пойманный в клетку. Уэб…

– Привет, приятель, впустишь?

– О. Верно. Прости. Да. Прости… – Тру запястья друг о друга.

Он проходит мимо, пахнет подгорелым тостом с медом.

– Ого, так это твой дом?

Входит в гостиную так, словно это музей изобразительного искусства.

– Да, пожалуй, что мой.

Я все еще стою у двери. Наверное, ошеломленный тем, что он на самом деле здесь. Оглядываю соседские дома. Никаких старых перечниц, подглядывающих сквозь шторы, никакого света в окнах Старлы… да в общем-то нигде никакого света. Мне вдруг приходит в голову, что он вобрал в себя все огни, когда проходил мимо. Он – гребаная звезда Вифлеемская в моей гостиной. Ослепительная.

– Так, значит, ты богатенький мальчик? – говорит он, шаркая босыми ступнями по ковру. («Чаки» сбросил в ту же секунду, как только вошел.)

– Да нет… Не знаю… – Подбираю их и ставлю у двери. – Да и вообще это ерунда.

Он смеется.

– И это говорит белый парень, у которого денег куры не клюют!

– О… я не то хотел…

– Да мы привычные. Белые отбирают у нас все…

– Ой, извини, в смысле…

– Да все норм, чувак. Чему быть, того не миновать… – Он приподнимает бутылку «Джека Дэниелса» на стойке, перебирает пальцами гирлянду. – Пусть у нас мало денег, зато мы богаче духом, чем любой знакомый мне белый… без обид.

Раскат грома прорезает тучи, за ним рассыпается дробь дождя. Я вздрагиваю, хватаясь за грудь. Иисусе! Расслабься, Коллинз.

– А это кто? – Уэб поворачивается к картине, висящей над камином. Пара люминесцентных клякс, оставшихся после эротического пиршества отца с Хизер, осела пятнами на ее платье. Гребаные инопланетные любовнички.

– Это бабушка.

Картина была завершена за считаные дни до ее смерти, семь лет назад. Она сидит, поднеся к губам красную розу, глядя в зеркало трюмо, в любимом платье – серо-голубом, с рисунком из желтых пионов. Светлые с сединой волосы, того же цвета, что и у меня, идеально зачесаны, завиты и сбрызнуты лаком.

– Красивая, – говорит он.

– Да. Красивая.

Она поворачивает голову и подмигивает.

– На тебя похожа, – говорит он, бросая взгляд через плечо. Его глаза вспыхивают, а потом: ямочка-ямочка-улыбка.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Кола, лимонад, пиво? – спрашиваю я, метнувшись в кухню.

– Хорошо бы воды, – говорит он, покачиваясь под музыку. – Pink Floyd, чува-ак. Отлично. Такая хорошая песня. «MONE-E-E-Y…»

Бегу обратно. Он продолжает петь, но теперь опустившись на колени, просматривая пластинки. Присаживаюсь рядом на лестницу.

– Суперская коллекция.

– Музыка – моя церковь!

Упс, сказал это вслух. Забыв, что не могу контролировать мысли, сами собой слетающие с языка, когда он рядом.

– Правда?

Я мямлю что-то невразумительное – должно было быть «ага, точняк», а вместо этого получилось «шубадуба» – и сую стакан с водой ему в руки, закрываю глаза и начинаю покачиваться в такт музыке, как и он.

– Фантастика! Никогда так об этом не думал, но да, я тебя понимаю… ОЙ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! (От неожиданности распахиваю глаза.) Это же мой атомный рай, чувак! – Он держит в руках «Tapestry» Кэрол Кинг[43].