Александр Ильич с супругой неожиданному приезду Кати обрадовались, осмотрели в свете фонарей отремонтированную машину, накормили ужином, после чего уселись за круглый стол чаевничать, а заодно и побеседовать. Тем для разговоров хватало: каковы дальнейшие планы, здоровье, как провела время в Москве?

Вдоволь наговорившись, глава семейства категорически отказался отпускать дочь в город. Да ей, честно говоря, и не хотелось уезжать. Соскучилась по отцу.

– Завтра утречком вместе на рынок поедем: сначала за продуктами, а затем на вещевой, – оставшись наедине с дочерью, сообщил он тоном, не допускающим возражений. Арина Ивановна в это время разбирала постели. – Обновки себе купишь. И не сопротивляйся. Ты у меня одна, и тебе сейчас непросто.

– В таком случае… Пап, у меня к тебе просьба: лучше одолжи денег. До Нового года я хочу рассчитаться с одним человеком за ремонт машины, а страховку выплатят только в январе.

– Его фамилия, часом, не Ладышев? – неожиданно нахмурился отец.

– Ладышев… А ты его откуда знаешь? – удивилась Катя.

– Неважно… И кто такой?

– Я делала для него кое-какие… рекламные материалы, вот он и предложил, не дожидаясь денег по страховке, ускорить ремонт. Мне бы очень хотелось вернуть эту сумму побыстрее.

– Ну что ж, – вздохнул Александр Ильич. – Долги и впрямь надо до Нового года отдать. А уж тем более Ладышеву, – задумчиво добавил он. – Калькуляция есть?

Заглянув в сумку, Катя достала файл с цифрами. Нацепив очки, Александр Ильич какое-то время изучал стоимость работ, запчастей, сверял суммы.

– Все по-честному, – наконец вынес он вердикт. – Конечно, можно было и подешевле отремонтировать, но раз страховая оплатит – тогда нормально. Ладно, завтра после рынка мы об этом еще поговорим. А сейчас пошли спать.

«Выглядит усталым, надо ему сказать, чтобы поберег себя… Милый, милый мой папочка», – коснувшись головой подушки, подумала она с нежностью и тут же заснула спокойным крепким сном.

Наутро вместе с отцом Катя отправилась на рынок за продуктами, а после обеда он протянул пухлый конверт.

– Вот… То, что просила. Из дела взял, так что как только страховку выплатят – придется их вернуть, ты уж извини. И еще одно условие: чтобы больше я ничего не слышал о Ладышеве.

– Спасибо, папа. Вот только… Почему ты так категорично против него настроен? – пряча конверт в сумку, озадачилась дочь.

– Есть причины. Там даже чуть больше, чем ты просила, – кивнул он на сумочку. – Но это тебе в подарок к Новому году. Считай, что моя компенсация.

– За что?

– За то, что не вникал в твою семейную жизнь. Глаза закрывал на многие вещи.

– Выходит, ты тоже знал? – пристально посмотрела на него Катя. – Или подозревал, что у Виталика есть другая женщина?

– Знал не знал, подозревал не подозревал – какая теперь разница? Все образуется.

– Что образуется?

– Помиритесь. Лучше прежнего заживете, уж поверь мне!

– Папа, я к нему не вернусь, неужели ты не понял?! – недоуменно уставилась она на отца.

– Простишь, никуда не денешься. Оно, конечно, правильно: пусть попереживает, понервничает. Только меру знай, со всякими там Ладышевыми не заигрывайся. Да, забыл спросить: это правда, что ты решила уйти из газеты?

– А кто тебе сказал?

– Виталик тут по делам заезжал на прошлой неделе, от него и узнал. Ты бы ключи и шубу забрала. Все бегаешь в курточке.

– Ключи возьму – придется еще раз заехать на Гвардейскую за архивом… – согласилась Катя и задумалась. – Теперь понятно, почему тебе так не мил Ладышев… Не волнуйся, из газеты я не уйду. Но и к Виталику не вернусь, не надейся. И шуба его мне не нужна. Подарки дарят раз и навсегда, а не так, что сегодня это твое, а перестанешь меня слушаться – отберу. Как-нибудь обойдусь. И вообще, семья у нас давно кончилась. Просто жили под одной крышей два человека, создавали иллюзию счастья. А в том, что наскучили друг другу и стали чужими, боялись признаться даже себе. Если бы это было не так, не появилась бы у Виталика другая женщина.

– Не суди так строго, дочка, – не согласился отец. – Ну ошибся. С кем не бывает?

– А с тобой было? Вот признайся честно, ты изменял маме?

– Ну… – растерялся отец.

– Понятно, – грустно усмехнулась Катя. – Теперь понятно, почему ты его защищаешь.

– Да не защищаю я никого! – опустил взгляд Александр Ильич. – Беда, конечно, что сама все узнала и увидела, здесь уж Виталику не отвертеться. Только и ты признай: не знала бы ничего – жила бы и дальше как у Христа за пазухой. Это я к тому, что горячишься ты, все до правды хочешь докопаться. Только какая она, правда? У каждого своя. И еще неизвестно, чья правдивее.

– На сегодняшний день для меня бесспорно одно: я его не люблю. И он меня не любит, просто признать не хочет: крах семейной жизни никак не вписывается в образ мужчины-победителя. Пожалуйста, пообещай, что впредь не будешь заводить подобных разговоров и не станешь вмешиваться в мою личную жизнь, – пристально посмотрела на него Катя. – Иначе мы серьезно поссоримся, а это будет больно и несправедливо, так как ближе и роднее у меня никого нет.

– А я и не вмешиваюсь, – поняв, что увещевать дочь бесполезно, отступил отец. – Добра желаю.

– Спасибо.

– Ты бы осталась у нас еще на денек, – пытаясь сгладить ситуацию, предложил Александр Ильич.

– Не могу, папа. Дела у меня завтра, правда, – как можно мягче отказалась Катя, умолчав, что обещала Генке встретить его с поезда и отвезти в аэропорт. – Ты себя побереги, выглядишь неважно.

– Все нормально, – не вдаваясь в подробности, успокоил отец.

– Значит, встретимся на Новый год, как договорились, – улыбнулась дочь. – Еще раз спасибо. Поехала я, – и чмокнула его в щеку.

Добравшись до квартиры, Катя пересчитала сумму, спрятала деньги в укромное местечко и посмотрела на часы. Шесть вечера. Чем бы заняться?

«Может, позвонить Ладышеву? – подумала она. – И что я ему скажу? Что хочу вернуть деньги? Суббота, вечер… Подумает, навязываюсь… Ладно, подождем с этим пару дней, – приняла она решение и потянулась к пульту. – Посмотрим, что творится в мире. Надо же, целую вечность телевизор не включала!..»

…Ладышев лежал на диване в гостиной и тоже щелкал пультом телевизора: западный мир готовился встречать католическое Рождество. На душе у Вадима было совсем не празднично. Ночью у впавшего в кому Мартина неожиданно остановилось сердце. Вовремя заметили, удалось быстро запустить. Час назад он перезвонил Хильде: никаких изменений к лучшему нет и, по-видимому, уже не будет. Вместе с тем никто не знал, сколько еще выдержит подключенный к аппаратам организм.

И хотя Хильда просила Вадима не нарушать свои планы и ничего не предпринимать, Вадим сразу же решил лететь во Франкфурт. С большим трудом, но все же достал билет на завтра. Он должен, он обязан в такое тяжелое время быть рядом с теми, кто сделал для него столько, сколько другие не делают для родных детей за всю жизнь…