– Да, конечно, – вежливо ответил Окулович, но по его тону чувствовалось, что от гостьи он устал смертельно.

Настя ошиблась в своих расчетах и чуть не опоздала. Она никак не рассчитывала, что указанное на щите время ужина с девятнадцати до двадцати означает начало приема пищи и его окончание. Ей почему-то пришло в голову, что с семи до половины восьмого солдат приведут в столовую. И просчиталась. Ровно в семь, когда она в сопровождении Окуловича подходила к столовой, у входа уже стоял строй солдат. Видимо, другое подразделение находилось внутри и приступило к ужину. Ругая себя за глупость, Настя прибавила шаг. Удивленный капитан поспешил за ней следом.

Володю Мулянова журналистка увидела сразу. Он стоял в центре строя и пристально смотрел на нее. Солдаты по трое забегали в столовую, и очередь Мулянова должна была подойти через несколько секунд. Надо спешить, время неумолимо отсчитывало секунду за секундой.

На ступенях столовой Бестужева оказалась одновременно с солдатом. Решение пришло в голову неожиданно – Настя оступилась и, падая вперед, ухватилась за рукав Мулянова. Солдат машинально подхватил девушку, но она все же больно ударилась коленкой о край ступеньки и невольно вскрикнула.

– Как же вы так! – раздался рядом голос Окуловича, и руки капитана попытались подхватить ее с другой стороны.

Настя представила, как все сейчас произойдет: капитан поможет ей встать и прикажет солдату проследовать в столовую. И все, рухнет последняя надежда. От нахлынувшего чувства безысходности журналистка так вцепилась в руку Мулянова, что тот от неожиданности дернулся.

– Вы что, ногу подвернули или ушиблись? – заботливо спросил капитан, которому никак не удавалось оторвать журналистку от солдата.

– Кажется, подвернула, – простонала Настя, беря Мулянова под руку.

– Черт! – вырвалось у капитана. – Давай, солдат, проводи журналистку в санчасть, и бегом в столовую!

– Есть, – ответил Мулянов и приобнял Настю за талию.

Наконец они удалились от столовой достаточно, чтобы можно было говорить, пусть даже шепотом.

– Володя, я все это специально подстроила, – быстро заговорила Настя. – Со мной все в порядке. Говори, что случилось и какая помощь нужна.

– Они здесь чеченцам оружие продают, патроны, обмундирование. Я случайно подслушал разговоры, а потом еще и видел кое-что.

– Кто они, что видел, что слышал? Рассказывай!

– Долго рассказывать, только я точно знаю. И фамилии назвать могу. У нас тут говорят, что Ченцов и Белык дезертировали. Не верьте! Их убили, а говорят, что не поймали.

– Ченцов и Белык? Откуда ты знаешь, что их убили?

– Их закопали ночью около колючей проволоки, на задах, я видел и место показать могу.

– Ну и дела! Ужас какой-то!

– Вы поможете? Я все покажу и все расскажу. Один я ничего сделать не могу и связаться ни с кем тоже не могу. А у меня брат в Чечне погиб, я этих уродов ненавижу! И тех, кто им помогает!

– Конечно, Володя, я помогу и все сделаю! А про священника ты что говорил, то есть писал?

– Его тоже убили.

– Как! Не может быть! Ты уверен?

– Нет. Просто он из части не уходил. – Я в тот день в наряде был на КПП. Как он пришел, я видел, а выходить он больше не выходил. Это точно. Я на это внимание обратил и тайком от дежурного в журнал посмотрел. Там кто-то уже утром вписал, что священник отец Федор вышел через КПП в двадцать ноль-ноль.

– Значит, его тоже где-то закопали? – чуть не плача, спросила Настя.

– Не знаю. Спрятать-то тело негде, нет у нас пустующих и неиспользуемых помещений. Я уже думал об этом. Может, потом тело в тайгу вывезли…

Договорить Мулянов не успел. Навстречу из дверей санчасти вышел старший лейтенант с медицинскими петлицами и удивленно уставился на солдата и незнакомую девушку.

– Товарищ старший лейтенант, это журналистка из Якутска. Она ногу на ступенях подвернула, капитан Окулович приказал к вам проводить, – поспешно объяснил солдат.

Коренастый медбрат в белом халате говорил с четким оканьем. Он успел рассказать, что окончил медицинский колледж, что отслужил тут фельдшером два года, что осенью у него дембель. Занимаясь обработкой ссадины на коленке и накладыванием тугой повязки на сустав стопы, он нахваливал свою беззаботную службу, считая, что это настоящая «лафа».

Настя сидела на кушетке без джинсов и колготок, прикрытая белой простыней. Куртку она категорически отказалась снимать, боясь остаться без телефона. Жаль, что не хватило времени включить в телефоне функцию диктофона.

Бестужева лихорадочно обдумывала разные варианты. А если солдат психически ненормальный? Сомнительно, что такого взяли в армию, но, допустим, это так. Был нормальный, а потом его «шиза скосила». Вдруг ему просто мерещатся вокруг преступники, и все, что он сказал, – всего лишь плод его больного воображения? А священник? Хотя мог и священника приплести до кучи. Эх, глянуть бы одним глазком в этот журнал на КПП! Явно запись внесена другим почерком. А может, сначала записывал дежурный по КПП, а потом его помощник?

Но если все это правда… Настя поняла, что просто боится представить себе, что все рассказанное солдатом действительно правда. Какой ужас! Ведь тогда и отец Федор мертв, как те два солдатика, ставшие свидетелями преступления, за что их и убили. Кто? Этот подозрительный особист? А может, он как раз и пытается разобраться в происшедшем? Особист обязан отвечать за сохранность государственной тайны, контрразведку, за соблюдение режима и еще за многое другое. Настя окончательно задумалась. И где найти мужество пойти в столовую на ужин, спокойно есть, смеяться с молодыми офицерами?

Нет! Начиная злиться на себя, Настя собрала в комок всю волю. Еще чего! Дело нужно довести до конца. И в первую очередь обезопасить себя. Что она там снимала? Кроме лиц солдат во время коротких интервью – ничего. Допустим, просмотрят преступники запись, и что? А вдруг им покажется, что Мулянов говорил как-то не так, и лицо у него было какое-то не такое. Она-то в любом случае выйдет отсюда, а ему не выйти. Или же всем не выйти. Настя полезла в карман, достала мобильник и, воспользовавшись тем, что фельдшер с окающим говором ушел за занавеску, быстро открыла аппарат, извлекая оттуда сим-карту. Она едва успела сунуть ее обратно в карман вместе с телефоном, как фельдшер вернулся.

– Ну, все, одевайтесь. Может, вам палочку одолжить на время? Идти сможете?

– Смогу-смогу, – уверенно заявила Настя, – спасибо.

Одевшись, она, прихрамывая, вышла на улицу, свернула за угол здания и быстрым шагом двинулась в сторону колючего ограждения за автопарком. «Ничего страшного, – решила Настя, – все знают, что за мной должен приехать участковый. Если почувствую неладное – так заору, что в Верхней Соснянке услышат. Побоятся они расправляться со мной. А потом мы тут всех на уши поднимем!»

С этими мыслями она свернула с дорожки и пошла по мягкой траве, усыпанной прошлогодней хвоей. Вот и задние стены боксов, развалины какого-то кирпичного сарая. Дальше – колючая проволока. Пустырь, один пустырь вокруг. Может, в этом сарае когда-то был подпол или погреб? Настя смело подошла к строению, и тут ее остановил громкий шепот и осторожные шаги по хрустящему щебню.