Настя откровенно струсила. Понимала, что бояться вроде бы нечего, но боялась. Единственный способ побороть страх – это разозлиться и броситься навстречу опасности. Нужно преодолеть этот психологический барьер, этот ступор.

– Что с вами? – озадаченно спросил особист.

Настя подняла на него взгляд и поняла, что уже давно сидит, молча уставившись в тарелку.

– Просто задумалась. В целом-то идея неновая, но возродить традиции полковых священников, наверное, было бы неплохо. Как вы считаете, легче пойдет служба у солдат, если у них будет возможность посещать священника, помолиться, исповедаться?

– Не знаю, как-то не думал, – легкомысленно ответил особист, и по его серым невыразительным глазам невозможно было понять, насколько он сейчас откровенен. – Я привык, что армия – это приказ, беспрекословное подчинение и мужество. Возможно, присутствие священника, с его проповедями о всепрощении и любви к ближнему, не совсем уместно в армии. Расслабляет, знаете ли. Солдат должен быть готовым, не задумываясь, убить врага, пожертвовать собой – а тут любовь, прощение… Нет, не думаю!

– Позвольте, – привычно бросилась в спор Настя. – Насколько я знаю, в былые времена полковые священники как раз и видели своей задачей помощь воинам в их ратной службе. Не просто человеку в военной форме, а именно солдату. Не проповедовали они ничего из заповедей типа «не убий».

– Да? – удивился особист. – Не знал. Хотя откуда мне знать? Я как-то не особенно общался в своей жизни со священниками.

– А с тем, который приезжал к вам недавно? Наверняка же разговор с ним шел как раз о таких вещах?

– Так я с ним не встречался, – развел руками капитан. – Это дело командования. О чем они там беседовали, что обсуждали, кто ж их знает? О, вот и Окулович появился.

В столовую действительно вошел сопровождавший Настю офицер. Вид у капитана был крайне озабоченный и по-прежнему раздраженный.

– Ну, что, пообедали? Пойдемте, вы хотели посетить жилой городок.

– Да. Спасибо, все было очень вкусно.

Капитан никак не отреагировал на вежливость журналистки и пошел вперед быстрым нервным шагом. Когда они покинули столовую и направились по густо засаженной деревьями аллее в сторону офицерских домов, Настя оглянулась назад. Вот не повезло! К столовой подошло строем подразделение солдат, среди которых мелькнул и рядовой Мулянов. Как же с ним перекинуться парой фраз? Найти его на территории будет сложно, не зная распорядка дня его роты или взвода, как там оно и у них называется. Не расспрашивать же? Надо любым способом задержаться в части до ужина, потянуть резину до того, как этот солдат Володя появится в столовой, а там уж действовать по обстановке.

Офицерское общежитие остро напомнило Бестужевой ее студенческое общежитие. Ряды комнат вдоль коридора, окрашенного казенной синей краской, одна общая кухня, два туалета и душевая на этаж. Большинство офицерских жен работали в части вольнонаемными, поэтому поговорить с кем-то из них удалось не сразу.

Настя сидела на мягком потрепанном диване в большой светлой комнате на первом этаже. Часть помещения занимали стеллажи с книгами – библиотека. Во второй половине, отгороженной стульями, на большом ковре возились шестеро детишек с игрушками. Большая часть игрушек – большие кубики строительного конструктора, лошадка на колесиках и качели со шведской стенкой – явно была изготовлена местными рукодельниками.

– Вот так и живем, – улыбнулась Анна Васильевна, жена начальника штаба подполковника Гранатовского. – Все дошкольники тут, сидим с ними по очереди.

– Что-то вроде самодеятельного детского сада?

– Ну, да. Кто сидит, тот и библиотекарь, и нянечка, и воспитатель.

– А днем они у вас не спят?

– Спят, а как же. В коридоре есть комната с раскладушками, там и спят после обеда.

– А обед? В столовую водите или сами готовите?

– Нет, ребята привозят в термосах. Вместе с посудой.

– А как насчет досуга? Не скучно вам тут?

– Досуг у нас привычный – мы офицерские жены. Те, кто не выдерживает… ну, в общем, тут только те, кто готовы с мужем и в огонь, и в воду. Я со своим уже пятый год. Сейчас муж ждет повышения после окончания академии. Повезет – назначат командиром части в городе, поближе к цивилизации. Кстати, если хотите узнать, как тут поживают молодые лейтенантские жены, поговорите с Машей Зиновьевой, – показала Анна Васильевна на окно. – Вон она из прачечной возвращается с детским постельным бельем.

Миловидная девушка лет двадцати пяти с обесцвеченными перекисью волосами вошла в комнату с двумя большими старыми чемоданами.

– Машенька, поговори с журналистом из Якутска, а я пока к коменданту сбегаю, – поднялась со стула Анна Васильевна.

– Ой! Из Якутска? – оживилась девушка. – Здорово! А вы чего к нам, статью писать?

– Нет, хуже! – пошутила Бестужева. – Наверное, фильм снимать будем и передачу делать. Вот хожу, ищу, с кем поговорить, темы интересные.

– Да какое у нас тут интересное, – махнула рукой Маша. – А вас как зовут?

– Настя.

– Вы знаете, Настя, что такое служба лейтенанта? Они у нас уходят затемно и приходят затемно, если в наряды не ставят. А ставят чуть ли не раз в неделю. Вот мы и ищем себе развлечений в общежитии. Раз в месяц, может, на машине в Верхоянск вырвешься, и все. Ну, кино в клубе по выходным, да вечеринка с танцами по праздникам.

– И все? Неужели никаких ярких событий? Артисты там приезжают, концерты всякие!

– Не говорите, – грустно ответила девушка. – Самое яркое событие у нас было за последние полгода, когда солдат сбежал, а потом еще двое. Не представляете, сколько тут проверок всяких было – и из округа, и из военной прокуратуры. Даже нас, жен, опрашивали. Двоих так и не нашли. Поговаривают, что в тайге заблудились и погибли.

– А батюшка к вам приезжал на днях? – поинтересовалась Настя, воровато оглянувшись на дверь. Белобрысый особист ей теперь мерещился за каждым углом.

– Да я и не знаю, зачем он приезжал. Побыл немного и уехал. Ребята говорили, что очень уж батюшка недоволен был чем-то, даже ругался с командиром.

– Кто, какие ребята?

– Ну, наши, лейтенантики. Правда, когда мы начали приставать с расспросами, они только отнекивались и ничего не рассказали.

– А мне говорили, что он приезжал к вам по вопросу организации часовни в части.

– Не знаю, может быть. Только мне кажется, что он больше выяснял про убежавших солдат и про условия их службы, про дедовщину.

– А что, действительно процветает?

– Дедовщина? Я бы не сказала, что процветает, иначе бы знала, если бы так все плохо было.

Бестужева быстро сменила тему разговора. Не стоит пока заострять внимание изголодавшейся по общению молодой лейтенантской жены. Пусть считает, что разговор в целом идет о другом.