– Я думаю, для вашего же собственного блага лучше сразу признать, что новое заключение экспертизы вы писали по чьей-то просьбе, и, скорее всего, под диктовку этого заинтересованного лица. Что заключение по факту гибели мэра и его заместителя никак не соответствует истинным причинам их смерти. Что была какая-то причина, раз вы согласились на подлог. Что, совершая должностное преступление, вы осознавали, какие последствия вам грозят в случае разоблачения. Но, видимо, совершить это преступление вас вынудили и страх перед разоблачением был не так страшен, как эти причины.

Лапшина, совершенно раздавленная обличительным тоном следователя, тихо заплакала. Плечи ее тряслись от сдерживаемых рыданий, она прижала ладони к лицу, но по-прежнему молчала.

– Ну-ну, не надо плакать. – Светлана изменила свою тактику допроса. – Чтобы облегчить ваше признание, я вам помогу. Ведь если я скажу вам, что следствие предполагает произвести эксгумацию трупов, истинная причина их смерти сразу всплывет. И вам уже нет резона отмалчиваться. Правда обязательно выплывет наружу. Но тогда вам уже не отвертеться, придется нести наказание за подлог. А так запишем вам явку с повинной, я даю вам слово, что в тюрьму не сядете. Но это в случае вашего чистосердечного признания. Иначе – срок. Как к этому отнесутся ваши близкие? А друзья? – Светлана била по больному месту, но знала – это единственный способ разговорить Лапшину. Та подняла на нее заплаканное лицо и прерывающимся голосом сказала:

– Я все скажу. Только бы родители ничего не узнали. И брат…

Вера Лапшина начала свой невеселый рассказ. Она с родителями и младшим братом жила в пригороде Нефтегорска. Каждое утро ей приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы успеть на электричку и вовремя приехать в Нефтегорск на работу. Отец, офицер запаса, выйдя в отставку, лишился служебного жилья. Семья всю жизнь моталась по гарнизонам, куда только их не забрасывало. Мать, врач-дефектолог по профессии, с трудом находила работу. Но пока отец был главным кормильцем семьи, они не бедствовали. Жили скромно, но вполне прилично. Вера успела закончить медицинский институт, занялась интересным для нее делом – патологической анатомией. Но тут отца уволили в запас, и они оказались без жилья, без отцовской зарплаты и без каких-либо накоплений. Мать к этому времени заболела диабетом, нужно было ее лечить, денег не хватало катастрофически. Отец не мог найти работу, мешал возраст. В результате ему пришлось пойти ночным сторожем на писчебумажный заводик. Зарплата соответственная. Подрос младший брат, возникла новая проблема – чем платить за его учебу. Не каждая семья выдерживает испытание бедностью. К сожалению, их семья тоже не выдержала – мелкие ссоры, обиды, родители стали отдаляться друг от друга. Мать все корила отца за тяжелую жизнь по гарнизонам и за необеспеченную старость. Отец злился на мать, недовольный, что половина его мизерной зарплаты уходит на ее лечение. Сын злился на обоих, что буквально каждую копейку на карманные расходы приходилось униженно вымаливать. Пойти подрабатывать грузчиком на местный заводик, как советовал ему отец, он не мог – от рождения был хиляком. Вера стала кормилицей семьи, ведь даже квартиру пришлось снять за городом, чтобы платить меньше. Теперь дорога в один конец – два часа. Бесконечная усталость, по выходным выслушивание родительских ссор, несчастный брат, у которого не было будущего, – все это разрывало сердце девушки. Ей некогда было заняться личной жизнью. В своем поселке приличных ребят она не знала, в Нефтегорске знакомиться было некогда. Дом – работа, работа – дом. Однообразная унылая жизнь не сулила никакого просвета в будущем. Хорошо, хоть работа была ей по душе. Она вообще исследователь по натуре, так что проведение экспертиз отвлекало ее от печальных мыслей. Неожиданную смерть старшего коллеги и наставника Славского она пережила тяжело. Он относился к ней по-отечески ласково, подкармливал вкусненьким, старался порадовать каким-нибудь маленьким знаком внимания. Сочувствовал ей и ее семье и всегда старался подбодрить. Вера подозревала, что смерть Славского была подстроена. Ее натолкнул на эту мысль факт пропажи акта экспертизы. Она помогала проводить ее и уже тогда поняла, что дело это криминальное. Но Славский велел пока молчать. Их дело маленькое – провести экспертизу, отдать акт органам. Но ее беспокоили тревожные предчувствия. На следующий день после гибели Славского к ней в бюро зашли двое – предчувствие не обмануло ее. Разговор был короткий. Она делает новое заключение по факту гибели Груздева и Жбанова. Причина их смерти была ей предъявлена на листах бумаги, оформлена по всем правилам, как и следует по нормам. Кто-то знающий поработал добросовестно, ей оставалось только поставить свою подпись. Сначала Вера, хотя и испытывала безотчетный страх, отказалась подписывать фальсификацию. Но тип с бычьей шеей и круглым бритым затылком, сверля ее взглядом жестких и узких глаз, отчеканил:

– На электричке ездишь? Поздно возвращаешься? Шансы вернуться домой неискалеченной у тебя нулевые. Мать твоя загнется, если на отца случайно железная балка свалится. Кто ее с твоим братом кормить будет? На какие бабки инсулин покупать станете? И вообще, кто ее за так в съемном доме держать будет? Всех на мороз с вашим убогим тряпьем хозяин живо выставит. Возможности у нас большие.

Вера от ужаса расплакалась.

– Ладно, не реви. И на твоей улице будет праздник. Давай лучше читай, запоминай, что написала и будешь подписывать. Вечером заглянем.

Они ушли так же тихо, как и явились. Вере действительно стало очень страшно. Она могла позвонить в милицию, сообщить об угрозах. Но кто знает, не последует ли за этим расправа над ее семьей? Допустим, милиция захватит этих двоих, когда они придут к ней за ложным актом экспертизы. Но ведь никто не знает, сколько их на самом деле. Если они нагло требуют фальсифицированных документов, значит, за ними стоит кто-то еще более могущественный, чем мэр? И этот кто-то очень уверен в собственной безнаказанности. Вера знала о череде смерти четверых предшественников Груздева, она тогда только начала работать в бюро, и Славский подключил ее, как свою ассистентку, к проведению экспертиз. Он пару раз обмолвился о том, что завидная регулярность, с которой так плачевно заканчивается жизнь мэров, вызывает у него подозрение. Но это дело следствия, а его – указать причину смерти. Вера и без него чувствовала, что здесь пахнет преступлениями. И вот теперь от того, какое она подпишет заключение – первое или второе, – зависит ее жизнь и ее семьи. И посоветоваться было не с кем. Она до вечера металась по кабинетику, не в силах решить, что же делать. Это был самый страшный день в ее жизни. Вечером, как и обещали, явились эти двое. Они так же бесшумно прошли по коридору, хотя Вера ближе к вечеру прислушивалась с замиранием сердца к каждому звуку в коридоре и дворе.

– Ну что, какие наши дела? – спросил тот же, со свинцовым взглядом узких монгольских глаз.

Вера бумаги еще не подписала. Она сжалась на стуле и боялась поднять глаза.

– Тебе тут подарочек, – разжал второй парень толстые губы. – Может, он тебя утешит. Все-таки наш шеф не зверь. А вот я бы не стал с тобой цацкаться. Либо подпись, либо перо в бок. Но сначала позабавился бы с тобой. Мне такие нравятся, люблю тонких и молчаливых. С ними хлопот меньше.