То, что я ошибался, а Георгий был прав, стало ясно в предрассветных сумерках на следующие сутки. Я проснулся от резкого запаха гари и рева рожков, разом поднявших на ноги весь лагерь. В первое мгновение я схватился за рукоять меча и вырвал его из ножен, вскочив на ноги. В следующее – бросился бежать к дозорной вышке от своего костра, который делил с Радеем и Георгием. Касоги, которых я сшибал с ног по пути, злобно ругались и пару раз даже пытались задержать меня, не узнав в простых портах да рубахе своего воеводу. Наконец я добрался до вышки и принялся судорожно взбираться на смотровую площадку. И только оказавшись на ней, при виде огромного факела на месте дозорной башни соседей я понял, насколько недооценил стратига Халдии.

Храбрый ромей вывел за стены города обе хилиархии, атаковав в темноте. Тут же до меня дошло, что проходы в лагерь стоило делать с противоположной от городских укреплений стороны и что сейчас вся тысяча касогов оказалась в западне, замкнутая внутри земляных стен и теснимая вдвое превосходящими числом скутатами Трапезунда.

– Скорее! Строй гвардию и предупреди, чтобы бежали молча! Пока огонь дозорной вышки слепит во тьме глаза ромеям, они не увидят нашего приближения и не успеют развернуть строй – тогда мы перебьем все их войско!

Асхар, поднявшийся на смотровую площадку полуминутой позже, кивнул и поспешил вниз, организовывать тысячу. За ним последовал и я, стремясь как можно быстрее облачиться в броню и принять бой.

То, что мы несколько опоздали, я осознал, увидев перед собой стену византийских скутонов, ощетинившуюся копьями. Обе хилиархии уже пятятся из атакованного лагеря, но, кажется, внутри его еще идет бой.

– Назад! Отходим к воротам! Отрежем их от города!

Взвыли рожки, командуя отступление. Не добежав до врага, гвардейцы попятились, держась на безопасном расстоянии от двухметровых копий-контарионов и отправляя во врага десятки стрел и дротиков. Византийцы, тренированно поднявшие над головами продолговатые, каплевидные щиты, все же несут потери от посылаемых в их сторону снарядов, и за каждый пройденный шаг ромеи платят чьей-то жизнью. Показался отряд и справа от хилиархий, а с тыла их преследуют лучники из так и не разбитого лагеря.

– Как только поспеет еще одна тысяча, будем атаковать.

Мысль, сорвавшаяся с моих уст, потонула в шуме разгорающегося боя: гортанных криков и яростных воплей касогов, распаляющих себя перед схваткой, четких, громких команд византийских лохагов и декархов, пока еще редких вскриков раненых. Но вот мы приблизились к стене – и тут же в нашу сторону полетел град стрел, а с башен ударили скорпионы[33], прошибая сразу двух, а то и трех воинов полуметровыми дротиками! В этот миг ледяная волна страха прошла по моей спине, на короткое мгновение лишив дара речи.

– Стена щитов!!!

Я первым вскинул свой щит, краями смыкая его с щитами новгородцев и отчаянно крича касогам. Увы, новоиспеченным гвардейцам не хватило выучки: поднять защиту над головами они смогли, но вот надежно сомкнуть ее в «черепах» воины не успели – и потому понесли ощутимые потери. Более того, по островкам все же сумевших построить «черепах» тут же ударили скорпионы! Один снаряд с огромной силой ворвался в построение новгородцев, пополам порвав первого воина, проломив грудь второго и насквозь прошив живот третьего, стоящего всего в метре от меня. С диким, первобытным ужасом уставившись на искореженные тела погибших, я не сразу заметил, что с ног до головы забрызган их кровью.

А в следующую секунду городские ворота открылись и из них потоком выдвинулись скутаты, плотная колонна шириной в двадцать человек. А глубиной…

Мой язык приклеился к нёбу, когда я понял, что колонна скутатов достигает под пять десятков воинов, и все еще не кончается! Между тем византийские токсоты и артиллеристы продолжили обстрел, а обе хилиархии, атаковавшие до того лагерь, практически приблизились на удар копья…

– Отходим! Асхар, пусть играют сигнал «отступление»! К кораблям!!!

Сидя на песке у пока еще невысокого вала, насыпанного у лагеря на побережье, я безмолвно взираю на развернувшуюся перед нами фалангу Халдийской фемы в четыре тысячи воинов и слушаю злой доклад Асхара, едва сдерживающегося, чтобы не закричать:

– Они сумели договориться! Как-то сумели договориться!!! Когда мы поспешили на помощь к атакованному лагерю, две тысячи воинов, ночью скрытно приблизившихся со стороны гор, прошли рядом с уже пустым лагерем и вошли в ворота. После чего вышли навстречу прорывающимся ромеям сквозь другие, зайдя нам в тыл! А гарнизон города атаковал нас специально, воевода, оттянув на себя все отряды и позволив подкреплению войти в город!!!

Хм, даже непонятно, чего сейчас в касоге больше – ярости или восхищения врагом.

– Может, командир подкрепления отправил в Трапезунд голубя. У византийцев ведь есть голубиная почта, наверняка… Просто я не учел этого. И не думал, что ополченцы сорганизуются так быстро… Потери?

Из Асхара вдруг будто вынули стержень, он как-то обмяк, обвис, разом потеряв весь боевой задор:

– Три сотни убитых и умерших от ран. Еще две сотни раненых, причем половина их уже никогда не возьмет оружия в руки. Воевода… – Вожак касогов запнулся, но затем сказал вполне четко: – Мы ведь не удержимся, если они сейчас атакуют. Мне знакомо, что такое их копейный удар.

Я поднял на Асхара глаза:

– Мне тоже. Собираемся, раненых забираем с собой, мертвых… Мертвых тоже. Позже предадим их тела морю.

Глаза касога расширились.

– Но как же мы можем…

Тут плотину моего гнева прорвало:

– Предлагаешь оставить их ромеям?! Или же везти с собой, пока от загнивших трупов не распространится зараза?! Хотите сжечь – грузите тела на освободившиеся ладьи и жгите. Но если ромеи ударят в этот момент – сами напросились!

Тяжело встав, я коротко бросил, завершая разговор:

– Уходим. Решите сжечь – поторапливайтесь.

Мы вышли в море примерно через час. Ромеи не мешали уходить, продолжая стоять в строю все время наших сборов. Асхар же, поняв, что древесины ладей не хватит, чтобы спалить все тела, в них уложенные, решился на компромиссный вариант погребения, присущий варягам – мы вывели в море суда с павшими, а уже там подожгли их.

Трапезундский берег отдалялся, а с ним и мои надежды на скорый триумф. Я физически чувствовал недобрый взгляд Асхара, устремленный мне в спину, и стыдился посмотреть в глаза Георгию, перед которым вчера самоуверенно бахвалился, мол, все у меня в порядке, держу все под контролем… Пять сотен выбывших из строя и полная неудача под стенами города – вот и весь мой результат.

Из грустных раздумий меня вывел громкий крик с носа ладьи:

– Паруса на горизонте!

Июнь 1067 г. от Рождества Христова