– Давай, догоняй, – позвал Сергей.

Он оберегал ее с самого детства. До четырнадцати лет это ее устраивало, но после… Именно из-за этого они, не переставая, ссорились. И при обычном раскладе дел она обязательно бы огрызнулась, но сейчас это было бы сродни самоубийству. Он мог что-то заподозрить. Поэтому она вела себя покорно. И теперь, несмотря на то что ей показалось, что они идут в обратном направлении, то есть назад, к пересечению этих коридоров, Наташа молчала. И будет молчать, пока они не выберутся отсюда живыми.

– Ты слышала? – вдруг спросил Сергей.

Она ни черта не слышала и теперь ругала себя за это. Наташа должна была слышать, чтобы сказать: да, я слышала. Тем самым успокоить брата, а самое главное, успокоиться самой. Если Сергей что-то слышал, то это значит, что здесь кроме них кто-то есть.

– Нет, – рискнула девушка.

Сергей поднял руку. И тут она услышала. Гул. Он нарастал, словно к ним на всех парах приближался поезд. Или люди? Много людей! И бегут они сюда! Зачем? Ну, явно не поздороваться.

– Бежим! – крикнул брат и, схватив Наташу за руку, потащил дальше по проходу.

Топот за спиной то усиливался, будто преследующие их нагоняли, то ослабевал. Они добежали до вывернутых рельсов. И если б не вагонетка, Сергей обязательно улетел бы в яму. Они остановились и посмотрели вниз. Свет их фонарей не доставал до дна. Они осмотрели края. Провал был метра четыре в длину, а шириной на весь коридор, от стены до стены. При повторном рассмотрении Сергей увидел с левой стороны бортик сантиметров двадцать шириной. По нему вполне можно было перебраться на ту сторону. Конечно, если за тобой не гонятся придурки с металлическими прутами в руках. Сергей прислушался. Шаги сзади затихли. Твари ждали, когда они попадают в яму и свернут себе шеи.

– Что будем делать? – робко спросила Наташа.

«Будем пробовать выжить», – подумал Сергей.

– Постой здесь, – сказал он.

Подвел сестру к стене, а сам пошел проверить надежность выступа.

– Привет, Сергей.

Самсонов едва не шагнул в яму. На выступе стоял тот самый дурачок.

– Привет… – он пытался вспомнить, как звали парня, но на ум ничего не приходило.

– Ты не сделаешь мне больно? – спросил дурачок. – Как тогда, помнишь?

Помнит ли он? Черт! Да это было самой позорной страницей в его жизни. Это снилось ему каждую ночь, до тех пор пока он не переспал с девушкой.

– Нет, – едва разлепил пересохшие губы Сергей. – Я больше не сделаю тебе больно.

– Никогда? – Парень оттолкнулся от стены и теперь стоял, пошатываясь, на краю перед черной пропастью.

– Никогда, – прошептал Сергей. – Только не шевелись.

Он понял, что собирается сделать Федька. Его зовут Федька. Он собирался броситься вниз.

– Послушай, Федька… – начал Самсонов.

– Обещаешь?

И только Сергей собирался сказать, что обещает, что он бы и день тот вернул назад, если б смог, и не было бы ни издевательств над слабоумным, ни изнасилования, как Федька взял и сделал шаг вперед. Самсонов даже зажмурился. Когда он открыл глаза, Федька был в метре от него. Дурачок висел над ямой и улыбался насильнику.

Оля не была такой глупой, какой ее все привыкли видеть. Она сразу поняла, что их заманили в подземелье, чтобы убить. И ей было страшно. Ей было страшно снова зайти в черный коридор, откуда им не выбраться в случае опасности. Борька уцепился за нее и плелся, с каждым шагом оттягивая ее руку.

«Черт возьми, я же девушка!» – хотела крикнуть Ольга, но передумала. Было ли ей жалко его? Скорее нет, чем да. Она и дома-то ухаживала за ним, когда он болел, не из жалости или любви, а из-за практичности. Ты мне, я тебе. Просто после ее ухаживаний он не скажет ей, когда она заболеет: «Малыш, возьми градусник сама». Это было своего рода инвестицией в очень выгодное дельце.

Боря застонал. Оля склонилась к нему и обняла.

– Болит? Может, передохнем?

– Нельзя, – ответил Боря.

«Нельзя», – мысленно передразнила мужа Оля.

Трудно сказать, что она вообще делает с этим экстремалом. Еще пару лет назад у нее было столько экстремалов, что ей могла бы позавидовать Елена Беркова. Поэтому, когда Оля объявила всем, что выходит замуж, первым вопросом было: залетела? После отрицательного ответа она ловила на себе недоуменные взгляды. Все, и ее родители в том числе, считали, что вертихвостка Оля выйдет замуж только по залету. Никто не знал, что Ольга решила для себя остановиться и конечной остановкой она выбрала Бориса Шувалова. Только через год совместной жизни она поняла, что остановка не была конечной. Пересадочная станция под названием «замужество» скоро могла остаться позади. А что? Попробовала – не понравилось. Зачем мучить себя? После этого похода она ему и объявит о своем решении. Если не раньше. Пропади он сейчас, она всплакнет ради приличия и забудет. Как было бы здорово. Несметных богатств от супруга ей не достанется, но небольшой несчастный случай мог оградить ее от нежеланных объяснений.

«Никчемный кусок дерьма, – подумала Оля. – От здорового от него толку ровно столько же, сколько от раненого, то есть ни черта. Только ныть и причитать».

– Ты слышала? – спросил Шувалов супругу.

– Что я должна была услышать?

– Мы здесь не одни.

– Да ну?! – Ольга сделала вид, что удивилась.

Борис, не заметив иронии в ее голосе, махнул ей, чтобы она остановилась. Сделал два шага вперед и замер.

– Кто здесь? – нарушил тишину голос Бориса. – Эй, здесь есть кто-нибудь?

Ответом могли быть и вилы, вонзенные в его брюхо. Подобная расстановка всех точек над «i» при определенных обстоятельствах могла сыграть в ее пользу, но сейчас проткнутый живот мог сыграть с ней только злую шутку. После смерти супруга люди, не отличающиеся интеллектом от пещерного человека, возьмутся за нее. И самое лучшее, что они с ней сделают, будет изнасилование.

– Узнаешь?

Оля повернулась на голос настолько резко, что каска слетела с головы и Ольга утонула во тьме. Девушка узнала говорящего еще до того, как увидела его лицо.

– Ну и кого ты сегодня отдашь нам?

Иван Рудковский был ее любовником еще до того, как она решила выйти за Шувалова. Рудковский был до тех пор, пока она не сказала ему: хватит. Мол, женись, как честный человек. Но Ваня не был честным человеком, как выяснила потом Ольга, он вряд ли и человеком-то был. Рудковский превратился в зверя. Он запугал ее настолько, что секс, когда-то приносивший небывалое удовольствие, теперь был в тягость ей. Он принуждал ее к сексу. К групповому и извращенному. И все время твердил:

– Мне никто не смеет говорить: хватит! Я решаю, когда хватит!