– Если ты имеешь в виду, ударилась ли она в слезы и корила ли себя за все кошмарные вещи, сказанные тебе, то ответ – нет. Но она действительно сказала, как ей мучительно жаль, что ты вынуждена проходить через все это. Миранда, мама держится из последних сил. Она тревожится за нас троих и миссис Несбитт. И ты же знаешь ее. Она к тому же тревожится за папу, и Лизу, и малыша, и за Питера. Она страшно переживает за Питера. Он семь дней в неделю отматывает двенадцатичасовые смены, и она представления не имеет, ест ли он вообще хоть что-нибудь.

Я думала, что опять расплачусь, чего совершенно не собиралась делать.

– Мама считает, что мы все умрем, – сказала я, – так ведь? А ты? Все это зря? Мы все просто умрем?

– Мама так не считает и я тоже, – ответил он. Я видела, что он крепко об этом подумал, а не просто отмахивается от меня. – Но это не то же самое, что сказать, будто худшее позади, потому что я так не думаю, и мама согласна со мной. Если все останется как сейчас, у нас есть вполне реальные шансы. Все ученые работают над тем, чтобы как-то поправить положение. Этот вчерашний пакет с продуктами доказывает, что ситуация чуть-чуть улучшается.

– Но ведь сейчас хуже некуда. Как может стать еще хуже?

Мэтт улыбнулся:

– Брось, ты же на самом деле не хочешь услышать ответ.

Я замотала головой, и мы оба рассмеялись.

– Мама больше волнуется за миссис Несбитт, чем за нас. Она попросила ее переехать к нам, но та вбила себе в голову, что будет обузой. И от этого маме еще сложнее.

– Я знаю, что она не хочет, чтобы мы умерли, – сказала я. И тщательно продумала слова, которые собиралась произнести. – Но, по-моему, она также не хочет, чтобы мы жили. Мы должны просто попрятаться по своим комнатам, ничего не чувствуя, а там – если спасемся, отлично, а если нет, то что ж, вдруг проживем чуть дольше. Разве это можно назвать жизнью? Ясно, что мама делится с тобой тем, чем не делится со мной, так скажи, я ошибаюсь? Мне все больше и больше так кажется. Хотелось бы ошибаться, потому что страшно, когда мама такое думает. Но ведь, похоже, я права.

– Мама может предвидеть будущее не лучше меня, тебя или коровы миссис О’Лири. Хортон мог бы выступить по CNN – если допустить, что CNN все еще существует, – и имел бы те же шансы попасть в точку, что и любой другой. Но мама полагает, и я тоже, что нам предстоят очень непростые времена. Времена похлеще тех, которые мы проживаем сейчас. И с ее точки зрения, чем лучше мы заботимся о себе теперь, тем выше наши шансы будут потом, когда станет хуже. Так что да, ее немного заносит. Я знаю, как ей страшно отправлять Джонни в лагерь, но она твердо намерена сделать это и ничем не выдать свою тревогу. И ты тоже не говори ничего.

– Не скажу, – пообещала я. – Но маме не надо беспокоиться за меня. Я не дурочка, Мэтт. Мне просто не нравится, что я должна перестать испытывать чувства. Лучше умереть, честно, чем перестать чувствовать.

– Никто и не требует этого от тебя. И мама не против того, чтобы ты плавала и встречалась с Дэном. Тебе хорошо – и ей хорошо. Но ей не хотелось бы, чтобы в этих обстоятельствах Дэн стал твоим единственным другом. Почему бы не сходить к Сэмми и Меган? Я бы послушал баек из жизни Сэмми.

Правда в том, что я почти не вспоминаю ни ту ни другую. Словно они часть мира, который уже сгинул для меня. Но поскольку я только что задвинула тут пафосную речь про чувства, то вряд ли сейчас уместно в этом признаться. В общем, я кивнула и сказала Мэтту, что спущусь и помирюсь с мамой.

Но, увидев внизу маму, я вовсе не испытала желания броситься ей в объятия. Очевидно, и у нее такого желания не возникло. Они с Джонни сидели за столом с довольно угрюмым видом.

Не успев как следует подумать, я брякнула:

– Джонни, пойдешь со мной на Мельников пруд?

Джонни аж засветился от радости, и было понятно, что, с маминой точки зрения, я сделала нечто правильное.

– Круто было бы, – сказал он.

Понятия не имею, почему Джонни раньше не попросился со мной. Мельников пруд не моя частная собственность. Но он играл в бейсбол, по крайней мере, они тренировались с Мэттом. А Мэтт в свободное от мяча время бегал. Может, они решили, что плавание – моя фишка, и держались в сторонке.

Джонни напялил плавки под джинсы, пока я доедала завтрак, и как только мы оба были готовы, отправились к пруду. Ну и невезучая же я: Карен и Эмили сегодня не было, так что я упустила шанс побыть вдвоем с Дэном.

Правда, оно того стоило – Джонни так радовался воде! Там оказалась еще пара знакомых ребят из средней школы, и они как следует повеселились. Потом мы плавали все вместе, играли в водное поло и типа эстафетные гонки. День был знойный и солнечный, и после купания все валялись на бережке, обсыхая на солнце. Выяснилось, что Дэн – большой фанат «Филлис», так что они с Джонни перетерли за бейсбол, что еще больше осчастливило моего брата.

До сих пор я была так поглощена собственными проблемами, что ни разу не задумалась, как это все переживает Джонни. Пока не увидела этот блеск в глазах при обсуждении с Дэном лучших бейсменов всех времен и народов, мне даже в голову не приходило, как ему скучно. У него, конечно, есть Мэтт, и Мэтт просто отличный товарищ, но обычно Джон в это время года, если не играет в бейсбол, то смотрит бейсбол по телевизору или следит за матчами в Интернете.

Он такой же двинутый на бейсболе, как я была в его возрасте на фигурном катании. Здорово, что его лагерь не отменили. Он заслужил пару недель, когда можно заниматься исключительно любимым делом.

Дэн не стал меня провожать, видимо, из-за Джонни. И хорошо, хоть представился удобный случай поговорить с братом.

– Я тут думал кое о чем, – сказал он, и я догадалась, что речь о чем-то очень важном для него. По нынешним временам «важное» значит «неприятное». – Ты ведь знаешь, что я собираюсь играть за «Янки» на второй базе?

Ну да, ничего нового, Джонни планировал это с самого рождения.

– Знаю, мама старается, – продолжил он. – Но мне кажется, у меня не очень сбалансированная диета. Белка не хватает и все такое. Я сейчас метр шестьдесят семь, но на сколько еще смогу вырасти без гамбургеров и ростбифов?

– Мы едим лучше, чем многие другие.

– Лучше, чем многие другие здесь. Но что, если в Японии или Доминиканской Республике есть тринадцатилетние парни, которые лопают бургеры и растут? Мне кажется, я не смогу добрать до ста восьмидесяти двух на тунце из банок. Что если так и застряну на ста семидесяти?

Я бы расхохоталась, не будь он так серьезен. Кроме того, меня остановило, что Мэтт бы не стал смеяться. Над моими идиотскими вопросами Мэтт не смеется.

– Ты же принимаешь свои витамины? – спросила я.

Джонни кивнул.

– Ну вот, они помогут. Слушай, Джонни, я понятия не имею, что будет завтра, что уж говорить про годы вперед. Даже если все придет в норму, и бейсбол будет таким же, как сейчас, то есть каким он был в прошлом году, возможно, нас ждет целая череда лет, когда игроки будут ниже, чем раньше. И может, у тебя будет меньше конкурентов, ну, просто потому, что не так уж много останется игроков второй базы. Не думаю, чтобы в Японии или Доминиканской Республике дела обстояли великолепно. Парни твоего возраста могут тоже не вырасти до ста восьмидесяти, и у них, наверное, нет возможности тренироваться, а у тебя есть.