Еще ее называли холодной эгоистичной гордячкой.

В свете всего этого Шарлот старалась сохранять молчание, боясь, что одно неосторожно пророненное слово может превратиться бог знает во что.

Последняя пара дней была совершенно невыносима. Люди, шныряющие у ворот ее дома, стали последней каплей.

Шарлот взяла Джину за руку и торопливо вышла на улицу. На ее лице застыло выражение решимости.

Ее ждали все те же самые вопросы, правда, на этот раз более грубые. Один из журналистов посмел намекнуть, будто на нее подадут в суд по делу об опеке.

Шарлот вспотела, пока дошла до машины. Они с Джиной сели в салон и тронулись, оставляя назойливых репортеров позади.

По дороге в школу Шарлот болтала с дочерью, задавая ей обычные вопросы об уроках и прося ее непременно съесть все, что она собрала ей с собой на завтрак. Но в мыслях Шарлот был тот чертов журналист, который сказал ей про суд.

Может ли такое случиться? И вообще, зачем думать об этом? Разве Рикардо упоминал нечто подобное?

Шарлот проводила Джину в школу. Она понимала: у нее нет сил сегодня работать, поэтому впервые за все время своего пребывания в агентстве недвижимости она позвонила в офис и сказалась больной.

Если бы она только намекнула на то, что это как-то связано с Рикардо, тут же пошли бы пересуды.

Но ведь ничего не изменилось! Я все та же трудолюбивая одинокая мама восьмилетней девочки.

До Рикардо Шарлот дозвонилась очень быстро. Она не стала тратить время на ненужную вежливость.

— Мне нужно увидеться с тобой прямо сейчас! Рикардо давно внес номер Шарлот в записную книжку своего телефона, поэтому, как только достал мобильник, он уже знал, чей голос сейчас услышит. Он догадывался, почему Шарлот хочет его видеть.

— Прямо сейчас? Интересно, почему ты так уверена, что я буду мчаться к тебе всякий раз, когда ты пожелаешь? — Рикардо развернул кресло к окну. Его квартира казалась слишком большой и слишком пустой для одного. Раньше в его размеренной спокойной и предсказуемой жизни не было ничего, способного нарушить ее плавное течение. Теперь Рикардо понимал: он все время скучает по дочери. Ему не хватало ее улыбки, ее шуток, ее смеха.

А еще Рикардо скучал по Шарлот. В то время когда они жили вместе, после тяжелого дня он не мог дождаться, когда окажется дома, в ее компании. Он привык к ее чувству юмора и улыбке, которая преображала ее лицо всякий раз, когда она находила его шутки забавными.

— Это все ты виноват, Рикардо!

— Ну так что нового?

— Я не собираюсь спорить с тобой по телефону. Я уже подхожу к метро.

— Когда ты наконец послушаешь моего совета и будешь ездить на такси?

— Ради бога, Рикардо! — Шарлот позволила себе на минутку почувствовать удовольствие, которое ей доставили его слова. Неужели он заботится о ней? Да, так и есть, ведь она — мать его ребенка. И все же это не отменяет назойливого внимания прессы. Шарлот снова разозлилась. — Я буду у тебя в офисе минут через сорок. Ты встретишься со мной или нет? Мне нужно поговорить с тобой, и если ты меня не примешь, я буду сидеть под дверью твоего кабинета, пока ты меня не впустишь.

— Хорошо. Встретимся в конференц-зале на верхнем этаже ровно через сорок пять минут. Воспользуйся служебным лифтом. Я сообщу секретарше о твоем приходе.

Шарлот сомневалась, что ее не пропустили бы к Рикардо теперь, когда ее лицо мелькает во всех газетах.

Она добралась до его офиса в рекордное время и пошла в сторону лифта, опустив голову, боясь встретиться с кем-нибудь взглядом. Ее не должны видеть здесь, еще подумают, будто она ищет легких путей и пришла к Рикардо за помощью. Хотя так оно и есть.

Конференц-зал был больше похож на шикарный номер отеля. В одной из комнат стоял дубовый стол на двадцать человек. Отдельная комната выделена под роскошную ванную. Зачем? Разве кому-то из руководства может понадобиться душ после какой-нибудь конференции? Еще здесь была библиотека, кабинет, где на столе лежали все последние выпуски международных газет, и наконец просторная гостиная с множеством диванов и кресел и, конечно, баром, в котором можно найти алкогольные и безалкогольные напитки на любой вкус.

Все это Шарлот успела увидеть только потому, что пришла на двадцать минут раньше назначенного времени. Она расположилась на одном из диванов и стала ждать.

Когда Рикардо вошел в комнату, у Шарлот перехватило дыхание. Одну руку он держал в кармане элегантных брюк. Рубашка тщательно заправлена, на шее — галстук. Обычно, когда Рикардо возвращался домой, галстук он снимал, а две верхние пуговицы рубашки расстегивал.

Шарлот отогнала эти мысли прочь.

— Как ты мог? — бросила она, как только Рикардо сел напротив неё. Она поднялась и, подойдя к столу, взяла из стопки газет одну и, открыв ее на середине, бросила ему на колени.

Он увидел название статьи, написанное огромными буквами: «Любимый ребенок миллионера в эпицентре войны!»

Рикардо без интереса глянул на статью.

— Не нужно читать колонки сплетен, Чарли. Я никогда этого не делаю.

— Довольно глупо с твоей стороны, Рикардо! — Шарлот встала прямо перед ним, уперев руки в бока. — У меня нет собственной башни из слоновой кости, где я могла бы укрыться! Мне нужно ходить на работу и возить Джину в школу, а повсюду эти журналисты! Они превратили нашу жизнь в ад, Рикардо! — Она немного успокоилась, поняв: он ее слушает. — Они задают вопросы. Я не отвечаю, но все равно живу в постоянном страхе, ведь в газетах я могу прочитать о себе все что угодно!

— А как Джина все это воспринимает?

— Ужасно.

— Я ничего такого не заметил, когда говорил с ней по телефону вчера вечером.

— Она умеет скрывать, не хочет волновать тебя. — Шарлот провела рукой по волосам и снова опустилась в кресло. — Зачем было сообщать всем эту чудовищную ерунду о предложении руки и сердца и о моем отказе? Ты мог бы промолчать, и все бы к сегодняшнему дню уже десять раз забылось. Вместо этого ты наболтал кучу всего о семейных ценностях и традициях итальянских семей, выставив меня эгоистичной и бессердечной!

— Я предупреждал тебя о журналистах.

— Знаю! Но зачем ты с ними откровенничал?

— Я решил, это лучший способ от них избавиться. Одна тайна, одна недоговоренность, и все кинутся копать дальше, решив, будто тут есть что-то представляющее интерес. Этим людям нужны сенсации, а не проповедь скучного миллионера о традициях.

— Я бы не назвала твои откровения скучной проповедью. Вообще-то я считаю, такую проповедь можно переиначивать как угодно. — Внезапно у Шарлот заныло в животе.

— Ты завтракала?

— Как я могу сейчас есть? — Ее глаза гневно сверкнули. — Меня начинает тошнить от одной мысли об этих мерзких газетных сплетнях!