– Не ори на меня, – насупившись, потребовала я. – И помолчи минуту, дай сообразить.

Я себя внезапно героиней какого-то абсурдного спектакля почувствовала, и собраться с мыслями – в тишине! – мне было жизненно необходимо.

– Не орать? – Кострин вскинул на меня наполненные священным ужасом глаза. – Да я сейчас думаю, как бы тебя не придушить, а тебя беспокоит такая мелочь, как беседа на повышенных тонах?

– Мгм. Беспокоит. Кострин, это ведь не очередная твоя каверзная шуточка? Ты в своем уме? Я никаких записок не оставляла, а всего-то и сделала, что ушла из Института, мне было…

Я осеклась, внезапно осознав, что не хочу рассказывать Кострину о том, как больно и горько мне было. Не желаю тешить его и без того раздутое эго. Поэтому я исправилась:

– Мне предложили поработать здесь, в «Мерцающем Замке». Причём не просто поработать, но и одновременно закончить первое и получить второе образование… От таких предложений не отказываются. Веришь? И я ума не приложу, откуда взялся этот бред с моим самоубийством.

Кострин меня откровенно пугал. Понятия не имею, чем он жил все эти годы. Может, он от издевательств над наивными девственницами перешёл к тяжёлым наркотикам. Не знаю и знать не хочу. Мне бы сейчас как-нибудь помягче расспросить его о том, что привело его в Замок, и как можно скорее выставить вон.

– В любом случае, это дела давно минувших лет. Я жива, ты тоже выглядишь вполне здоровым, – тут я откровенно солгала. Душевное спокойствие моего визави определённо оставляло желать лучшего. – Может, мы, наконец, перейдём к тем причинам, которые привели тебя в мой отель?

Глаза у Кострика полезли на лоб, а обычно довольно низкий голос преобразовался в подобие какого-то жалкого писка.

– В твой отель?

– Ну, как мой? Я вот уже несколько дней, как здесь управляющая. Ну и…

– Я убью его, – обречённо простонал Кострин, после чего поднял кресло, которое благополучно упало примерно в тот момент, когда невидимые силы вгоняли дракону осиновый кол в задницу, и спокойно устроился за столом. А я, между прочим, осталась стоять, как нашкодившая школьница на ковре у директора. И это положение вещей мне категорически не нравилось. Подтолкнув ногой стул для посетителей, я плюхнулась на сидение и с вызовом закинула ногу за ногу.

Кострин с задумчивым видом посмотрел на моё оголившееся в разрезе юбки бедро и сообщил:

– Я хочу увидеть твой договор.

– С какой это стати?

– С такой. – Нахально улыбнулся он. – С такой, что Арсен Ренуар Максимилиан Ро, мой собственный родной дед, сделал меня как сопляка двухлетнего. И ведь знал же, знал, что нельзя ему доверять, а всё равно…

– Дед? – Если бы я уже не сидела, то точно бы плюхнулась на пятую точку, потому что от шока и удивления у меня не только ноги, у меня вообще всё что можно и нельзя подкосилось. – Макс твой дед? Копздец…

Бред какой-то? С чего тогда такое ярое неприятие драконов?

– Думаешь?

– Ну, он никогда о тебе не рассказывал. И вы совсем не похожи. И… – я осеклась, нахмурившись. Ведь Макс ни разу, ни разу не спросил у меня, от кого или от чего я бегу, прячась в его отеле! Заранее знал от деда Шурки? Потому и относился ко мне так хорошо, что чувствовал себя виноватым передо мной… Ну, из-за внука.

Я сама его убью, если окажется, что он во всём этом замешан! Хотя, какое «если»! Конечно же, он замешан!

– Договор ты получишь через несколько дней, когда Макс соизволит мне копию прислать. Допускаю, что получишь, потому как пока не увидела причин тебе его показывать. Твои родственные связи с моим боссом? Как-то неубедительно.

– Связи? – Кострик невесело улыбнулся и покачал головой. – Бери выше. Дед не из тех людей, которые при принятии решений руководствуются узами крови. Купил он меня, всего с потрохами… Пообещал простить, если я год в роли владельца этого отеля продержусь. Зараза старая!

Кострик со всей дури шарахнул кулаком по столу, а я, испуганно охнув, переспросила:

– Простить? За что?

– За всё, – буркнул он и с выражением излишней деловитости на лице глянул на Устав. – Очень удачно ты его захватила, ну-ка, ну-ка, что тут у вас за правила.

Одной рукой он подтянул к себе увесистую папку, а второй сковырнул в верхний ящик стола папку с личным делом кого-то из наших сотрудников. И я так и не успела рассмотреть, с чьим именно.

Несколько минут прошли в тишине, нарушаемой лишь шелестом бумаг. Я сидела как на иголках. А всё потому, что поначалу не спросила, остаться ли мне, а потом, когда Кострин увлёкся изучением документации, делать это было уже глупо.

Да это было уже и не к спеху. В образовавшейся паузе я смогла подумать над слухами о своей преждевременной кончине.

Первым делом я, конечно, согрешила на деда Шурку. Пожалуй, каверза, подобная этой, была бы абсолютно в его стиле, если бы не одно, но очень жирное «НО». Никогда в жизни они бы не стали играть со словами, если дело касается моих и Эда жизни и здоровья. Обтяпать фальшивое самоубийство, сварганить театральные похороны – да, без проблем, для какого-нибудь Васи Пупкина. Для членов семьи – никогда.

Родители? Пф! Не смешно. Во-первых, когда мой переезд едва наметился, они ещё толком в себя после аварии не пришли. Во-вторых, если забыть о том, что у одного навигатора и одного университетского профессора и близко нет возможностей, чтобы провернуть такое дело, они бы тоже просто не стали.

И что у нас остается на выходе? Правильно. Шиш на постном масле. На кой чёрт кому-то понадобилась эта дурацкая шутка? Зачем? Кто оказался бы в выигрыше в случае моей мнимой или реальной смерти?

А может, Кострик соврал?

Я внимательно посмотрела на парня… Не на парня, на мужчину. Прошедшие годы его изменили не сильно, разве в волосах появилось больше серебряных нитей… Я тихо хмыкнула, вспомнив, как Макс, седой как лунь, рассказывал, что первые признаки ранней седины у него появились ещё в детстве. Теперь понятно, в кого Кострик уродился. Странно, что я раньше не заметила, как сильно похожи эти двое мужчин. Скулы, нос, разлёт бровей, даже привычка ехидно кривить губы… Ну, и глаза. Макса без дымчато-серых очков я видела всего пару раз, ещё в самом начале нашего знакомства, но до сих пор помню пронзительную синеву его невероятного взгляда.

Я тогда по глупости своей подумала, будто у всех василисков глаза такого цвета. Ну, и