— Нас и так Удав гонял по всем параграфам три дня.

— Ничего, ничего, — примирительно взмахнул руками Богдан Малюта. — Повторение — основа победы. Я вас не буду гонять по всем пунктам, в общих чертах расскажете о своих действиях, и будем накрывать стол для отвальной.

Степан Мокронос по прозвищу Коновалец[9]вопросительно посмотрел на своего командира. Скеля едва заметно кивнул: дескать, начинай.

— Наша команда под видом штрейкбрехеров вылетает в Ставрополь…

— Гастарбайтеров, — поправил боевика полковник.

— А, что? — включил «дурака» Коновалец, потом равнодушно махнул рукой. — В Ставрополе нас встречают, обеспечивают необходимыми документами, потом сопровождают поближе к горам. Ну, а дальше мы устраиваем фейерверк «Кавказская вендетта».

— Не особо злоупотребляйте, — закуривая, посоветовал Малюта. Помощник Фюрера Коновалец был не таким примитивным, как казалось со стороны. Это была удачно подобранная маска, камуфляж, за которым скрывался кровожадный жестокий убийца, успевший отметиться в полудюжине «горячих точек» и выйти оттуда живым и невредимым. Первоначально командой диверсантов, отправляемых на Северный Кавказ, должен был командовать Топтыгов, но когда по поводу лояльности перебежчика высказал свои сомнения Абу Юсеф, Богдан решил подстраховаться, негласно назначив во главе группы Степана. Просчет в таком деле мог стоить жизни.

— Горцы могут там напрягать вас своими проблемами, — продолжил полковник, — так что смотрите, на мелочевку не обращайте внимания. Проводите только резонансные акции.

— Мне-то что, — оглаживая свои подковообразные усы, произнес Коновалец и, указав на сидящего рядом с Рыжей Бородой Топтыгова, буркнул: — Есть командир, пусть он и определяет, что и почем.

Малюта будто не слышал ответа боевика.

— Главное, чтобы ваша группа вышла на исходную позицию к часу «Х», на это завязан весь стратегический замысел.

— Все пройдет, как нужно, — коротко сказал Константин Топтыгов. В этот момент его тронул за руку Ради Зааль. — Ну, чего тебе?

— Нужно, чтобы он, — Рыжая Борода говорил довольно сносно на русском языке, указав на Коновальца, — сбрил усы и подкрасился автозагаром.

— Что я пидор, чтобы краситься? — взревел оскорбленный боевик, по-волчьи обнажая в бешеной ярости зубы. Вскочить и броситься на Зааля он не успел — его резко дернул Скеля.

В словах араба была истина: гордость гуцула могла оказаться на Кавказе приметой не хуже, чем шрам или черная повязка на глазу. А если усы сбрить, на задубленной под знойным крымским солнцем коже остается белая отметина, более приметная, чем сами усы. Так что без косметических ухищрений не обойтись.

— Это все понятно, Богдан, — заговорил Фюрер, успокоив своего помощника. — Они уже получили свое задание, а что будем делать мы, оставаясь здесь?

— Всему свое время, — философски ответил контрразведчик; по поводу отряда «Секира» он не имел никаких инструкций. Значит, пока в них не было нужды, и, чтобы прекратить назревающее выяснение отношений, предложил: — По-моему, уже пора отметить отвальную, а то остальные бойцы затосковали.

Но сразу присоединиться к участникам торжества Малюте не удалось — из Ялты позвонил осведомитель.

Сексот был по-деловому немногословен.

— Тут к нашему хозяину яхт-клуба приехал брат из России, знаменитый в прошлом водолаз. Хорошенько подпил и рассказал, что вояки нанимали его готовить подводных диверсантов на секретной базе. Причем настолько детально, что не похоже на вранье.

— Не понял? — не оценил информацию Малюта.

— База находится в горах недалеко от грузинской границы, — пояснил свою мысль информатор. В своем деле он был профессионалом. Получив задание собирать сведения, каким-то боком связанные с Грузией, он добросовестно и качественно выполнял свою работу.

— Ладно, молодец. Присмотри за этой легендарной личностью, я позже свяжусь с тобой, — задумчиво проговорил полковник…

Войдя в банкетный зал, где собрались откомандированные боевики, Богдан сел рядом со Скелей и тихо сказал:

— Кажется, партайгеноссе, для твоих парубков тоже нашлась работа…

— Ну и как тебе головорез на пенсии? — таким вопросом с улыбкой на лице Журавлев встретил Крутова. Как и договаривались, через три дня генералы увиделись в здании Генштаба. Оба были в цивильных костюмах, что не особо бросалось в глаза: в последнее время в этом сугубо военном заведении все больше и больше появлялось гражданских лиц.

Кабинет был небольшой, с одним окном, выходившим на внутренний двор. Помещение было обставлено в спартанском духе, больше напоминая сейф, чем рабочий кабинет: абсолютный минимализм, никаких телефонов или офисной мебели, даже оконная рама была с экранированным кабелем по периметру, каким обычно оснащены генераторы помех. Такие «стаканы» используют для секретных переговоров, потому что качество технологии шпионажа растет, и испокон века оружие нападения всегда идет на шаг вперед перед средствами защиты. Родиону Крутову как-то довелось услышать поучительную историю. В посольстве США в Москве был стеклянный шар для секретных встреч, оборудованный снаружи несколькими степенями защиты. Американцы считали его «непробиваемым» для прослушки. Но позже выяснлось, что советской разведке удалось при помощи любвеобильных морпехов, охранявших посольство, и отечественных жриц любви разместить «жучки» непосредственно внутри шара. И это работало довольно долго, пока «комсомолец» Бакатин, глупой волей тогдашнего царя Ирода назначенный на пост главы КГБ, самолично не выдал янкесам посольскую прослушку. А дальше… дальше как в песне: «Ой, какой же был скандал»…

Родион Андреевич сел напротив Журавлева, положив на стол пачку сигарет и отметив про себя, что последнее время стал много курить, хотя причина злоупотребления ему была известна.

— Да, весьма колоритный дедушка оказался, — признался генерал-майор и, демонстрируя свою осведомленность, добавил: — Я когда из архива его личное дело взял, даже присвистнул: семнадцать благодарностей и пять боевых орденов.

— Ему дважды предлагали генеральскую должность и, соответственно, через год он получил бы большую звезду на погоны. Отказался — дескать, в армию шел служить, а не отсиживать жопу в кабинетах и ходить навытяжку по паркетам перед всякими там жлобами, — как бы промежду прочим отметил Андрей Андреевич. — Кстати, за операции в Афганистане и Анголе дважды представляли к Герою Союза, но всякий раз наверху рубило начальство за своенравный характер Деда.