Очнулся Шон от жуткого холода, и долго не мог понять, как он, живой, оказался в братской могиле. Он лежал поверх множества ледяных тел, слегка присыпанный влажной землей. «Вот и дождь прошел», — подумал он, стряхивая с лица липкие комки. — «Как бы не простыть». Подняв голову, он увидел россыпи сияющих звезд на черном небе. Стояла ясная сентябрьская ночь. До него не сразу дошло, что земля мокрая не из-за дождя, а оттого, что пропиталась кровью.

Его сапоги и карабин пропали. Шон брел босиком по лесной дороге, хватаясь за стволы деревьев. Впереди показался огонек. У костра сидели люди в оборванных солдатских мундирах — серых, синих, зеленых, красных… Это были дезертиры из обеих армий, мародеры, которые подсчитывали сегодняшнюю добычу. Прайс вышел на свет и повалился перед костром.

Эти люди не собирались его выхаживать, но и добивать не стали. Когда он снова очнулся и попросил воды, они напоили его.

«Ты откуда, земляк?»

«Из братской могилы», — ответил он.

«Обычное дело», — сказали ему дезертиры. «Никто не будет возиться с тобой, если ты не дышишь. Никто не приложит зеркальце к губам, не прижмется ухом к твоей груди, если ты весь в крови и копоти. Им проще стянуть тебя в яму да присыпать песком…»

Они долго еще говорили о том, как можно отличить живого от покойника. Один знаток из Бостона рассказал, что у них в морге от каждого покойницкого стола тянулись длинные веревки к колокольчику, чтобы мнимые мертвецы, очнувшись, могли вызвать сторожа. Другой специалист с ученым видом заявил, что самый достоверный признак смерти — это трупные пятна. А лучше всего полагаться на сердечное сечение, при котором на груди делается разрез, куда просовывается палец, чтобы пощупать сердце. Но все эти мудреные способы были неизвестны солдатам из похоронных команд, поэтому из братских могил часто виднелись скрюченные пальцы тех, кто пытался выбраться наружу, теряя последние силы.

«Видишь, как бывает. Вражеские пули тебя не убили, а друзья-однополчане собственными руками отправили тебя на тот свет».

«Значит, тебе не суждено умереть ни от штыка, ни от пули, ни от удушья».

«Знаешь, друг, тебе осталось попробовать еще два способа уйти на тот свет — сгореть или утонуть».

«Да ты счастливчик, земляк. Оставайся с нами. Армия тебя уже похоронила, а ты взял и воскрес. Хороший повод начать жизнь сначала».

Прайс остался в их шайке, скитаясь вместе с ними по краям, разоренным войной.

Когда же наступили холода, он отстал от своих спасителей, раздобыл коня и двинулся на запад. В конце концов Шон оказался на другом берегу Миссисипи, где, как казалось, ждет его новая жизнь.

Здесь, на Западе, никто ни разу не спросил, как его зовут и откуда он родом. Каждый говорил о себе сам — говорил, что хотел, и сколько хотел. И, каждый раз называя себя по-новому, Шон Прайс каждый раз начинал жить сначала.

Он был «Стивом Гордоном из Чикаго», когда подрядился бить бизонов на прокладке железной дороги. Он был «Джеком Стюартом из Мериленда», когда работал охранником на руднике.

Потом он попал в команду наемных стрелков на ранчо в Техасе. Здесь, шутки ради, он назвался Шоном Прайсом. Он уже знал, что наемники всегда скрывают правду о себе. Они совершали обман, называя себя чужим именем. Он совершил двойной обман, выдав свое имя за чужое.

Но, за кого бы он себя ни выдавал, Шон чувствовал, что занимается не своим делом. Казалось бы, какая разница для охотника, в кого стрелять? Ему надо было снабжать мясом кухню для рабочих, которые укладывали рельсы в степи. Он отъезжал на коне за ближайший холм, где паслось стадо бизонов. Выбирал того, кто стоял поближе, и стрелял ему в лоб, как раз между огромных рогов. Иногда стадо пугалось выстрела и неторопливо уходило за другой холм. Но чаще бизоны даже не замечали гибели своего собрата и продолжали щипать густую траву. Помогая рабочим разделывать тушу, Шон даже подумать боялся, что бы сказал отец о такой «охоте».

Неудивительно, что на железной дороге он не задержался. Не удержала его и горнорудная компания. Гарцевать на жеребце, проезжая вслед за пролеткой управляющего по шахтерскому поселку, было несложно. Сопровождать дилижанс с деньгами — тоже.

И даже порой отстреливаться от неуклюжих грабителей — это было и легко, и неопасно, потому что грабители были вчерашними шахтерами, которые по разным причинам бросили свое шахтерское дело. Они ловко управлялись с киркой и лопатой, но своей стрельбой могли напугать разве что жеребят. Однако охранники воспринимали их всерьез, и отвечали меткими выстрелами на беспорядочную пальбу молодцов в масках. А потом с трупов снимали маски, привязывали за ноги к лошади и волокли через весь поселок, чтобы захоронить у кладбищенского забора под крестом с табличкой «Неизвестный»… Несчастные лишались не только жизни, но и имени.

Только на ранчо в Техасе у Шона Прайса появилась работа, за которую ему не было стыдно. Хозяин ранчо никак не мог договориться о границы пастбищ с другими «мясными баронами». Его стада нуждались в охране, да и сам он не мог никуда выехать без конвоя. Шона приняли в команду, которая считалась самой сильной, и он старался быть не хуже других.

Когда в семьдесят четвертом году новый губернатор Техаса объявил набор в возрожденную службу рейнджеров, Шон Прайс записался одним из первых. С тех пор прошло больше десяти лет. Те, с кем он начинал, давно исчезли с горизонта. Кто погиб, кто нашел более спокойное занятие. Некоторые стали полицейскими или записались в армию. Шону несколько раз предлагали повышение, и он всегда отказывался. А ведь уже мог бы дослужиться до командира роты. Но ему не хотелось командовать. Оставаясь рядовым рейнджером, он не сколотил состояния. Не обзавелся семьей, не имел своего дома, и все его имущество, не считая оружия, умещалось в паре седельных сумок.

Да, он оставался рядовым на той войне, куда ушел больше двадцати лет назад.

* * *

Отправляя русского напарника в таверну, Шон Прайс не ожидал, что тот выйдет оттуда так быстро. Не прошло и минуты, как фигура в черном плаще снова показалась из-за двери и направилась к сараю, за которым стояла аппалуза.

«Вот же олух!» — разозлился Шон. — «Наверняка ничего не разузнал. Заглянул — и выскочил». Впрочем, он и не ожидал получить от этого хлеботорговца особо ценные сведения. Новички годятся лишь для того, чтобы использовать их как приманку. И на этот раз уловка сработала.

Русский не успел сесть на лошадь. Едва он взялся за луку и поймал ногой стремя, как из сарая выскочил оборванец с винчестером и навел на него винтовку. Тут же из таверны выбежали еще трое:

— Эй, мистер! Куда же ты? Постой!

«Ловко подловили! — подумал Прайс. — Парню ни удрать, ни отбиться. Теперь лишь бы не вздумал дергаться. Стрелять в него они не будут, чтобы не задеть лошадь. Сейчас заставят отойти, а он, если не дурак, потянет время».

Стоя в камышах, он похлопал жеребца по крупу и подтолкнул. Конь затрусил вперед, к сараю. А Шон, бесшумно раздвигая стебли, двинулся вправо, заходя в спину тем, кто напал на его напарника.