Это был Барри. Он сообщил, что Айрис с цепи сорвалась и хочет его отыскать. Дику не хотелось видеть Айрис и тем более не хотелось, чтобы она нашла его, — за ней мог быть приставлен хвост. Если уж полиция ее сцапает, то пусть это случится до того, как она разыщет его или узнает его местонахождение, тогда им из нее не выбить никаких сведений. К тому же она чересчур ревнива, а он был сыт по горло вдовицей.

Оказалось, что Мейбл, сделав себе лимонаду, тихонько примостилась на диване и прослушала весь разговор.

— Я рада, что она не заявится сюда, — сказала она.

— Ревность — большой грех, — сказал Дик.

На мгновение ему показалось, что она опять устроит истерику, но она посмотрела на него как на свою собственность и сказала:

— Преподобный О'Мэлли, помолитесь вместе со мной.

— Позже, — отрезал Дик и встал, чтобы налить еще виски.

Он доставал лед из холодильника на кухне, когда позвонили в дверь. Кубики льда взлетели в воздух, словно перепуганные птицы. Ему некогда было их подбирать. Он пихнул ванночку для льда назад в холодильник, захлопнул дверцу и вылил виски в мойку. Затем ринулся к стенному шкафу напротив ванной, где висела его одежда, на ходу махнув рукой Мейбл. Там он нашел старый револьвер 32-го калибра, принадлежавший Джону Хиллу, и теперь, схватив его с полки, сжимал в дрожащей руке.

Мейбл растерялась. Она не поняла по его жесту, надо ли открывать или, напротив, затаиться.

В дверь звонили снова и снова так, словно звонивший знал наверняка, что Мейбл дома. Она решила открыть дверь. Хотя бы на цепочку. Даже если полицейские пришли за О'Мэлли, он ведь не сделал ничего дурного. Он только хотел вернуть деньги беднякам.

Она отперла замок, кто-то попытался вломиться, но помешала цепочка. В проеме двери Мейбл увидела перекошенное от ярости лицо Айрис.

— Открой эту чертову дверь, — сипло проговорила Айрис сквозь влажные губы.

— Его здесь нет, — не без вызова проговорила Мейбл. — Я имею в виду преподобного О'Мэлли, — добавила она.

— Я начну кричать, сюда явится полиция, и ты им это повторишь, — пригрозила Айрис.

— Если он тебе так дорог, — начала Мейбл, отпирая дверь, — то входи. — Она широко распахнула дверь, пропустила Айрис и снова ее заперла на замок и цепочку.

Айрис прошла по квартире, словно собака, выслеживающая дичь.

— Он слышал все, что ты сказала! — крикнула вслед ей Мейбл.

— Чертовы стервы, — пробормотал Дик и вылез из шкафа весь в испарине, с револьвером в руке. — Ну почему ты такая? — обратился он к Айрис, заглядывавшей в ванную.

Она развернулась, и, когда увидела его в трусах, глаза ее почернели, а лицо исказилось гримасой ревности. Значит, он спал с этой дрянью!

— Ах ты сволочь! — закричала она, брызжа слюной. — Ты убираешь меня, чтобы залезть в постель к этой бабе!

— Заткнись! — угрожающе буркнул Дик. — Мне нужно было спрятаться.

— Спрятаться? Между ног этой шлюхи?

С порога гостиной Мейбл сказала:

— Преподобный О'Мэлли пытается вернуть отнятые деньги. Он не хочет, чтобы полиция все испортила.

— Ты, наверное, и в постели зовешь его преподобным! — напустилась на нее Айрис. — Когда у тебя рот не занят…

— Я не такая, как ты, — возразила Мейбл. — Я занимаюсь любовью, как завещал Господь…

Айрис бросилась к сопернице, норовя впиться ногтями ей в лицо. Халат распахнулся, и под ним показалось голое тело. Мейбл схватила ее за запястье и прокричала с вызовом:

— У меня будет от него ребенок.

Мейбл не могла оскорбить Айрис сильнее, ведь та была бесплодна. Айрис осатанела. Она плюнула Мейбл в лицо, стала лягать ее ногами и старалась вырваться. Но Мейбл была сильнее. Она тоже плюнула в лицо Айрис, выпустив ее руки, вцепилась ей в волосы. Айрис расцарапала шею и плечи Мейбл и разорвала ее пеньюар. Мейбл, в свою очередь, выдернула ей с корнями прядь волос, и от боли у Айрис потемнело в глазах.

Дик схватил Айрис за воротник халата левой рукой, по-прежнему сжимая в правой револьвер. Он не успел убрать его и теперь боялся бросить на пол. Айрис дернулась, и ее халат остался в руках Дика, а сама она оказалась совершенно голая, если не считать туфель. Теперь Дику было не за что ее ухватить. Тогда он попытался заставить Мейбл разжать руки, вцепившиеся в волосы Айрис, но Мейбл была в такой ярости, что остановить ее было невозможно.

— Разойдитесь, чертовы бабы! — заорал Дик и ударил револьвером по рукам Мейбл.

Он попал ей по пальцам, а заодно Айрис по голове. Та завопила и украсила его ребра восемью красными полосами. Он ударил ее в живот свободней левой рукой, потом схватил Мейбл за пеньюар, чтобы оттащить от Айрис. Пеньюар остался у него в руке, и Мейбл тоже оказалась в чем мать родила. Айрис царапала ее, как кошка, из царапин сочилась кровь. Мейбл пригнула голову Айрис и укусила в плечо. Пальцы у нее не действовали. Айрис завопила, и вдруг взгляд ее упал на револьвер в руке Дика. Она выхватила его и стала стрелять в Мейбл, пока не опустел барабан.

Все случилось так внезапно, что Дик сперва не понял, что это убийство. Он слышал грохот выстрелов, видел удивленную гримасу боли на лице Мейбл, когда та, отпустив голову Айрис, стала медленно сползать на пол. Но все это было как в каком-то сне.

Затем пришло понимание. Осознание случившегося взорвалось в его мозгу, как бомба с часовым механизмом. Мозг пронзила паника, он начал действовать. Дик ударил Айрис в грудь кулаком левой руки, а потом правой в шею. Она упала. Затем босой ногой он ударил ее в живот, а когда Айрис согнулась пополам, ударил ее по затылку ребром ладони, от чего она упала лицом вниз. Внезапно паника начала усиливаться, словно один взрыв вызывал другой. Перепрыгнув через распростертую Айрис, он ринулся к шкафу за одеждой, затем остановился и подобрал с пола револьвер, выпавший из руки Айрис. Он и не посмотрел на Мейбл, понимая, что она мертва. Он вообще старался не думать об этом. Вдруг понял, что в револьвере нет пуль, во-первых, и что он все равно чужой, во-вторых. Тогда Дик разжал пальцы так, словно револьвер был раскален добела, и тот упал на пол.

Затем он бросился к шкафу. Он не мог повернуть рукоятку двери. Половина мозга изрыгала проклятия, вторая — возносила молитвы. Он опасался, что еще немного, и здесь будет полиция. И до стрельбы было достаточно криков, чтобы мертвые восстали от вечного сна. Дик понимал, что в этом благопристойном доме кто-то уже позвонил в участок. Пора было сматываться, и поскорее. Иначе каюк! Вот-вот заявится полиция. Но сперва надо было одеться. В этом респектабельном негритянском квартале всегда найдется ублюдок патрульный, который может остановить его, заподозрив неладное. А он даже не вооружен.

Дик попытался быстро одеться. Скорее, скорее, сигналил мозг. Но пальцы не слушались. Семь столетий ушло, чтобы застегнуть рубашку, и еще лет триста, чтобы завязать шнурки.