В положении атакующей стороны советское правительство в первые революционные месяцы оказывалось далеко не всегда. В январе 1918 года войска Румынии заняли входившую до этого в состав Российской империи Бессарабию, которая была сначала объявлена румынами независимой республикой во главе со Сфатул-Церием (Народным советом), а в конце 1918 г. стала провинцией Румынского королевства. В ответ в Петрограде по указанию Троцкого был арестован посол Румынии К. Диаманди и наложен арест на золотой фонд Румынии, хранившийся в Государственном банке России. Диаманди вскоре освободили и выдворили из страны. Золотой фонд Румынии советское правительство обещало отдать в обмен на возвращение Бессарабии, оккупацию которой СССР не признавал никогда. Однако и после того, как Красная армия оккупировала Бессарабию и вернула ее в СССР, румынский золотой запас отдан не был. Он был конфискован советским правительством как плата за временную оккупацию и эксплуатацию Румынией Бессарабии.

Наряду с конкретными и частными внешнеполитическими делами с самых первых недель пребывания на должности наркома иностранных дел Троцкий основное внимание уделял жгучей проблеме войны и мира, необходимости, как считали большевики, немедленного выхода России из мировой войны и реализации лозунга, ставшего одним из главных пунктов их политической программы. Однако бурное и непредвиденное развитие событий в этом направлении привело к первому серьезнейшему кризису большевистской власти, причем Троцкий оказался в самом его центре.

Ленин, умевший влюбляться в нужных ему людей, даже тех, которых когда-то называл «иудушкой», ценил Троцкого за его преданность революции и готовность пожертвовать личной властью ради интересов дела. Про себя Ленин слишком хорошо знал, что добровольно никогда не уступил бы руководства правительством. Он просто терял интерес к делу, если руководящая роль не принадлежала ему. В этом заключалась необыкновенная сила его личности. Но в этом была и очевидная слабость Ленина как революционера. На переговорах в Брест-Литовске Ленин не был для немцев соперником: ради сохранения собственной власти он заключил бы с немцами сепаратный мир на любых условиях (что он и сделал в марте). Переговоры должны были вести те, кто ничем не был обязан германскому правительству (например, не брал немецкие деньги на организацию революции в России). Более правильной — с точки зрения интересов революции — кандидатуры, чем бывший небольшевик Троцкий, трудно было сыскать: наркоминдел отправился на переговоры, зная, что лично его немцам шантажировать нечем.

Еще 8 (21) ноября 1917 г. нарком разослал послам «союзных держав» (то есть стран Антанты) ноту с текстом обращения к народам и правительствам воюющих стран с предложением о перемирии и мире без аннексий и контрибуций, принятого II съездом Советов (так называемым Декретом о мире). Троцкий просил их рассматривать этот документ как формальное предложение немедленного перемирия и демократического мира. Заключительные слова письма были далеки от общепринятых международным сообществом дипломатических норм: «Примите уверение, господин посол, в глубоком уважении Советского правительства к народу Вашей страны, который не может не стремиться к миру, как и все остальные народы, истощенные и обескровленные этой беспримерной бойней» [211].

Реакция послов стран Антанты была вполне естественной — они приняли коллективное решение вообще не отвечать на эту ноту самопровозглашенного наркома иностранных дел Советской России. Комментируя получение названной ноты, британский посол в России записал в свой дневник, что Троцкий заявил о намерении опубликовать все тайные договоры и что он, Бьюкенен, советовал английскому МИДу «не отвечать на ноту Троцкого, но рекомендовать правительству Его Величества сделать заявление в Палате Общин в том духе, что оно «готово обсуждать условия мира с законно установленным русским правительством, но не может сделать этого с правительством, нарушившим обязательства, принятые одним из его предшественников» [212].

Воспользовавшись этой задержкой и формально не отказываясь от возможности участия в переговорах и с представителями союзных с Россией стран, советское правительство вступило на путь сепаратных переговоров с Германией и другими государствами Четверного союза (Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией). Ленин, Троцкий и нарком по военным делам Н.В. Крыленко потребовали от временно исполнявшего обязанности Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина предложить командованию неприятельских армий немедленно прекратить военные действия и начать мирные переговоры [213]. Последний отказался выполнить это распоряжение, был отстранен от руководства армией и в результате большевистских подстрекательств убит солдатами, после чего в армии появилось крылатое выражение — «отправить в штаб к Духонину», то есть прикончить на месте. Верховным главнокомандующим был назначен Крыленко, который начал переговоры с представителями германского, а затем и австро-венгерского командования.

С опозданием союзные военные миссии обратились к теперь уже покойному Духонину (о его гибели им, разумеется, еще не было известно), протестуя против нарушения Россией заключенных ею договоров. В 6 часов утра 11 (24) ноября Троцкий разослал радиограмму «Всем, всем» по поводу этого обращения, которое он рассматривал как вмешательство во внутренние дела России с целью вызвать гражданскую войну, а солдат российской армии призывал оказывать всяческое содействие новому главнокомандующему Крыленко [214]. Правда, Ленин и Троцкий все еще пытались продемонстрировать мировой общественности свое стремление ко всеобщему миру. По их просьбе начало официальных переговоров с Германией и ее союзниками было отложено на пять дней, чтобы дать возможность правительствам стран Антанты определить свои позиции [215]. Еще перед этим Троцкий разослал послам ряда нейтральных стран (Норвегии, Испании, Швейцарии и др.) ноты с просьбой немедленно довести советские предложения по скорейшему заключению мира до сведения правительств воюющих с Россией государств и населения собственных стран [216].

Бьюкенен сообщал о получении новой ноты Троцкого несколько более отстраненно, нежели о первой, излагая только, что правительство Ленина не желает сепаратного мира, стремится к общему миру, но, если Россия будет вынуждена заключить сепаратный мир, ответственность за это ляжет на союзные правительства [217]. В официальном заявлении для печати, являвшемся, по существу дела, ответом на предложения Троцкого, британский посол информировал: «Письмо господина Троцкого послу с предложением всеобщего перемирия поступило в посольство через девятнадцать часов после получения Русским Главнокомандующим приказа об открытии немедленных переговоров о перемирии с неприятелем. Союзники, таким образом, были поставлены перед уже совершившимся фактом, в предварительное обсуждение которого с ними не вступали. Хотя все сообщения господина Троцкого были немедленно переданы в Лондон, великобританский посол не имел возможности ответить на ноты, адресованные ему Правительством, не признанным его Правительством. Кроме того, правительства, власть которых, подобно Великобританскому, исходит непосредственно от народа, не имеет права разрешать вопросы такой важности до окончательного выяснения того, встретит ли намеченное им решение полное одобрение и поддержку их избирателей» [218].