С помощью Короны ему удалось быстро погасить междоусобные войны, собрать воедино разрозненные миры, отразить внешнюю агрессию и создать самую могущественную империю. О конкретных возможностях этого артефакта и его мощи доподлинно известно две вещи. Первая, Корона тысячекратно усиливает магические способности человека, которого признаёт своим повелителем. Вторая чуть менее изученное и понятное свойство — умение Короны избирать повелителем самого сильного из магов, независимо от того, где он в данный момент находится — рядом с Короной или по другую сторону галактики.

— Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи. Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее? — продекламировал Стеф стишок из старинной сказки. Все засмеялись, а Сами подтвердил, что Стеф уж точно «всех милее».

— Зря смеётесь, — прервал веселье преподаватель. — Стефан очень точно изложил суть. А я, чтобы закончить, добавлю лишь одно. Кое-кто полагает, что Корона выбирает не только самого могучего, но и самого… правильного, что ли? То есть способна руководствоваться в своём выборе ещё и моральными принципами. Но так ли это? Пока у Короны было лишь три обладателя. Все три случая подтверждают эту гипотезу. Но как сложится будущее, нам не известно.

Лёшка смотрел в зеркало, и ему становилось так смешно, что плакать хотелось: такого страшилища он себе и представить не мог! Гримёр работал с ним уже второй час, но, казалось, не сделал и половины запланированного.

— Так, Ляксей, разомнись пока. И лицо каменным не делай, ничего не отвалится, даже если гримасничать начнёшь, — сказал гримёр. — Можешь прогуляться.

— Что, и на улицу можно? — съёрничал Серёга.

— Нет! — строго ответил мастер. — И не потому, что грим не выдержит дождь, идущий за пределами этих стен — он и потоп выдержит, и не оттого, что людей пугать не стоит, — их иной раз даже нужно пугать для их же пользы, а потому, что всё это пока коммерческая тайна!

Гримёра звали Валентин, он прилетел из Москвы на два дня специально, чтобы загримировать Лёшку и Серёгу. Артём Николаевич о нём говорил так, что Валентин получался не просто гримёром, но Мастером-гримёром с большой буквы! Сейчас Лёшка почувствовал это на собственной шкуре: ему налепили какие-то ужасные наросты на лоб, огромный крючковатый нос, необычные усы, растущие из середины щёк, накладные ресницы, от тяжести которых глаза закрывались сами собой, а рот сделали тонким и длинным, как у лягушки, при этом губы с лица куда-то пропали.

— Сержио, — скомандовал Валентин. — Чтобы уложиться к сроку, давай-ка мы и твою физиономию начнём делать.

Гранаткин с некоторой опаской занял Лёшкино место.

— Лидусик! — обратился Валентин к своей помощнице, которая работала гримёром на канале «ТВ-Сибирь», где им предстояло снимать новую программу. — Здесь всё достаточно просто, но лучше иди сюда поближе. Мы чуть изменим разрез глазок, носик будет выглядеть поаккуратнее. Всё остальное как обычно. Ты в эскизах разобралась, какие там нюансы? Ну и славненько. Парички и прочее, что на другие съёмки приготовлено, придётся тебе самостоятельно делать, но я в тебя верю!

Лёшка старательно разминал своё родное лицо, которому под гримом было очень несладко: чесалось всё ужасно. Серёге повезло куда больше — у него грим был простым, а в сравнении с Лёшкиным так самым пустяковым. Но тем не менее минут через пятнадцать на него смотрело уже не Серёгино, а чьё-то незнакомое лицо.

— Настоящий мачо! — высказалась Лидусик.

— Мачо, Лидусик, это прежде всего мужчина! Мы же пока имеем дело с отроком. Что нам и требовалось, кстати сказать. Ты уж будь сладенькой, тон ему наложи самостоятельно, а мы Ляксея продолжим мучить.

Лёшка со вздохом снова сел в кресло. Следующим орудием пыток оказалась какая-то шапочка вроде парика, только без волос. Её края промазывались специальным пластилином — гуммозом, — чтобы не было видно места, где начиналась Лёшкина кожа. Шапочка изображала лысину с рожками и какими-то шишками. Лёшка понял, что поспешил назвать себя страшилищем. Вот сейчас уж точно страх и ужас, летящий на крыльях ночи!

— Красавчик! — похвалил дело своих рук столичный гримёр. — Пусть чуток схватится, и начнём тебя красить.

Лёшка заскрипел зубами.

— Правильно, Ляксей, наслаждайся. Когда ещё такое испробовать доведётся?

Макияж, а может, боевую раскраску воина из племени апачей, Валентин нанёс всего минут за двадцать.

— Всё, отдаю тебя в руки костюмеров, — радостно заявил гримёр. — Буду теперь мучить твоего дружка. Эх, жаль, по сокращённой программе, а то во мне уже начал просыпаться маньяк — мучитель детей.

Лёшка вздохнул с облегчением, но вновь поторопился.

— Рубашку снимай, — потребовала костюмерша, притащившая нечто непонятное, но никак не похожее на костюм.

«Непонятчина», в которую его облачали чуть ли не час, оказалась накладными мускулами на плечи, грудь и руки. По завершении процесса Лёшка стал похож на Терминатора-инвалида: мышцы у него с виду были накачанные, как у Шварценеггера, но с места сдвинуться без посторонней помощи он уже не мог. И под этими накладками чесалось так же назойливо, как под гримом.

— Инквизиция отдыхает, — сказал он.

— Инквизиция никогда не отдыхает, — отозвался московский гость так жизнерадостно, что Лёшка едва не застонал, почуяв подвох. — Иди сюда, дитятко, мы тебе ноготочки накладные приклеим.

Лёшка заскулил.

— Терпи, казак, атаманом будешь! — пошутила костюмерша.

— Мама, роди меня обратно, — захныкал Лёшка, чем вызвал безудержный всеобщий смех; даже Валентин остановился, чтобы просмеяться.

— Чё смешного? — обиделся Лёшка.

— Ты в зеркало посмотрись и ещё раз мамочку позови! — посоветовали ему.

В таких съёмках ни Лёшке, ни Серёге участвовать ещё не доводилось. В крошечном павильоне собралась уйма народу: операторы, осветители, рабочие-монтировщики, гримёры, костюмеры… Одних художников было четверо: художник по свету, художник-постановщик, художник-гримёр — так официально именовали Валентина, — и художник-мультипликатор, он же главный специалист по спецэффектам и компьютерной графике. Главный режиссёр, то есть Артём Николаевич, само собой, тоже присутствовал. Толпились ещё какие-то люди. При этом всё было очень организованно. Все, кому надо, были наготове с кисточками или инструментами в руках, кому не положено под ногами путаться, вели себя тише воды ниже травы.

Художник по свету замерял фотоэкспонометром свет в каждой точке павильона буквально через шаг, и даже в непосредственной близости от лиц артистов. Потом давал команды осветителям, и те на миллиметр сдвигали лучи прожекторов.

Операторы вымеряли расстояние до артистов рулетками и потом что-то вертели на своих объективах. Суеты было много, но она была совершенно не похожа на ту, которая постоянно возникала на ГТРК.