Агриппина обратилась к Маргарите:

— Все девушки очень стараются, и со временем они станут искусными вышивальщицами. Я выбираю себе тех девушек, чья работа или усердие мне нравятся. Я всегда вижу, кто работает хорошо, а кто нет, как говорится, легко отличаю пшеницу от плевел. Сейчас я могу дать вам только двух вышивальщиц, но они, к сожалению, не говорят по-французски.

— О, я уверена, они легко справятся с той работой, которую я им поручу.

— Учениц я пришлю вам попозже.

Маргарита начала было благодарить, но Макарова взмахом руки дала понять, что не надо.

— А пока я выберу для вас двух умелых мастериц и пришлю их к вам сегодня после обеда.

— Как много платьев вы шьете в год? — с любопытством спросила Маргарита, когда они вдвоем возвратились обратно в главное помещение.

— Я даже затрудняюсь назвать точное количество. Мы шьем много нарядов для великой княгини, но, конечно, еще больше мы шьем для императрицы. Каждый день в течение всего года императрица меняет по несколько платьев. Она ни разу не надевает один наряд дважды, порой платье приходится выбрасывать, когда оно безвозвратно испорчено. Я лично слежу за состоянием всех нарядов императрицы, и если платье запачкано, то стараюсь спасти дорогой материал, из которого оно было сшито. Поскольку я разрабатываю новые модели, очень часто использованный материал применяется, когда шьется новое платье. Даже не знаю, догадывается ли императрица о том, сколько я сэкономила для нее денег, хотя деньги не имеют для нее никакого значения. Разве можно спокойно смотреть, как просто так выбрасывается столько дорогой материи. — Макарова вопросительно взглянула на Маргариту. — Не хотите ли взглянуть на наряды ее величества, которые хранятся в гардеробе?

— Да, с удовольствием.

Обе женщины вышли из мастерской, поднялись на другой этаж и прошли к двустворчатым дверям в самом конце коридора. Агриппина отомкнула ключом замок.

— Я по долгу службы обязана следить за состоянием нарядов ее величества. Чтобы платья не пылились, они хранятся здесь в длинных шкафах из венецианского стекла.

Пройдя следом за Макаровой, Маргарита очутилась в большой темной зале. Агриппина начала открывать внутренние ставни, и в комнату сразу хлынули потоки света. Перед ними открылось потрясающее зрелище. Маргарита замерла на месте от изумления, она смотрела и не верила своим глазам. Помещение, по своим размерам ничуть не уступавшее большой бальной зале, полностью заполняли женские манекены без голов, одетые в роскошные наряды и упрятанные под стекло. По обеим сторонам невероятно длинной залы тянулись нескончаемые шеренги манекенов в платьях по четыре-пять в каждом поперечном ряду.

— Сколько же здесь всего платьев? — изумленно воскликнула Маргарита.

Агриппина, открывавшая очередной ставень, обернулась через плечо.

— В этом помещении? Около полутора тысяч, но это только часть всех сохраняемых платьев. Есть еще ряд таких же помещений, где хранятся наряды. Прошлой зимой четыре тысячи платьев было испорчено во время пожара, но все равно еще осталось несколько тысяч. И ни одно из них больше никогда не будет надето. Императрица любит пышность. В ее частных покоях есть особые комнаты, где хранятся около пяти тысяч пар туфель всевозможных фасонов и цветов и столько же пар перчаток.

Удивлению Маргариты не было предела. Она медленно шла вдоль прохода, разглядывая роскошные наряды, сшитые из дорогих и красочных материалов. Каких здесь только не было платьев: переливающиеся разными оттенками платья из муара; платья из тафты чудесного осенне-желтого оттенка; особенно много было платьев из бархата, от царственно пурпурного до ярко-зеленого и сине-бирюзового. Многие платья имели пышную отделку из соболей, из золотой и серебряной парчи. Маргарите стало ясно, что у императрицы нет особых пристрастий ни к цвету, ни к материалу, ее прежде всего привлекает пышность наряда. Богатая вышивка, которая украшала большинство корсажей, переходила дальше вниз на юбку. Однако в отделке нередко остро чувствовалось отсутствие тонкого вкуса, изящества. Вот почему наряд графини д’Онвиль вызвал такую вспышку раздражения у ее величества.

Агриппина шла все дальше по проходу и делилась советами:

— Если вам придется когда-нибудь шить платья для кого-нибудь, кто не принадлежит к членам семьи Романовых, то помните, что они не имеют права надевать наряды с вышивкой серебром или из парчи. Это почетная привилегия только императорской семьи, которой они пользуются с давних пор.

— Благодарю нас за предупреждение, но боюсь, у меня не будет возможностей шить для кого-то еще.

— В следующей комнате на этом этаже вы увидите мужские наряды императрицы. Она также никогда не надевает их во второй раз.

У Маргариты невольно вырвался удивленный вопрос:

— А в каких случаях она надевает мужской наряд?

— Императрица обожает балы с переодеваниями, когда женщины одеваются в мужские наряды, а мужчины в женские. Всем во дворце известна любовь императриц к костюмированным мистификациям, ее высочество любит покалывать свои стройные ноги в туго обтянутых панталонах и чулках. Разумеется, более пожилым дамам это совсем не по вкусу. Столь же неодобрительно к этой забаве относятся и мужчины, страдает их гордость, ведь среди них много военных, и это все храбрые и мужественные офицеры. Они часто задевают кринолинами о двери, когда входят в залу, а еще чаще сталкиваются во время танцев. Даже по одному их внешнему виду заметно, какое это для них унижение.

— При дворе французского короля никогда не бывало такого!

— Не сомневаюсь. Вероятно, между парижским и петербургским дворами существует очень много различий, — согласилась Агриппина. — Но все равно, это не идет ни в какое сравнение с тем, что тут делалось во времена Петра Великого. Когда он вернулся из-за границы, ему хотелось завести у себя точно такие порядки, какие он видел при версальском дворе. Вот почему французский язык стал языком придворных, а французская мода вытеснила русский покрой в одежде. Кроме того, царь запретил всем придворным и служащим носить бороды. Хотя кое-кто иногда появляется в старинных богатых кафтанах. Но этот наряд разрешено носить только во время неофициальных приемов.

Маргарита вспомнила, с какой небрежностью грузилась мебель на сани, когда двор отправлялся в Москву. Какая удивительная атмосфера общего безразличия пронизывала весь дворцовый быт. Каким бы огромным ни представлялось влияние Петра Великого, было очевидно, что привезенные им из Европы нововведения еще не укоренились при дворе. Она также вспомнила слова графини д’Онвиль, что жители этой страны не слишком культурны, что особенно бросалось в глаза ей как француженке, хорошо видевшей, насколько богаче и великолепнее по сравнению с российской выглядит французская архитектура, живопись и литература.

Когда они вышли из гардеробной залы, закрыв двери на ключ, Маргарита поблагодарила хозяйку за экскурсию.

— Я так вам благодарна. Признаюсь, когда я шла к вам, то опасалась, как бы вы меня ни встретили как незваную гостью.