— Так что там с женщинами и вашими пристрастиями, а, босс? — вытягивая себя из мыслей и приятной неги.

— Накари — единственный выживший род истинных, — тихо говорит Лука, перебирая пряди растрепавшихся волос. — Древний род. Сильный. А сила эта шальная, не каждый выдержать сможет. Нам повезло. Близнецы и сила, разделенная надвое. Отец нас учил, мастера привел. А у мастера того невеста красавица, — в его голосе тепло растекается, словно мед.

А у меня внутри огнем ревности жжет и горько на языке становится. Странное ощущение, нехорошее. Но львица внутри скалится недобро. Ее самец не может говорить о другой самке так нежно. Он — ее. Выдыхаю рвано.

Босс смеется тихо.

— Ревнуешь? — фыркаю в ответ, словно он сказал самую большую глупость на свете. — Ревнуешь. Мне нравится. И Лео нравится, я точно знаю. Влюбился.

— А ты? — приподнимаю голову, смотрю в улыбающиеся глаза цвета янтаря.

— Ее звали Рина, — шепчет, целуя висок, когда я вздрагиваю на имени. Рина. Так звали мою маму. Но откуда Лука знает ее? — Ты на нее очень похожа. Только глаза отцовские.

— У моего отца черные глаза, — это я точно знаю, потому что я всегда боялась этого взгляда, непроницаемого, нечитаемого, в котором никогда не было отцовской любви. Ни ко мне, так точно.

— Бекер — не твой отец и никогда им не был.

Лео рычит в голове, явно не одобряя откровения брата. А я притихаю, осмысливая услышанное. И вот что странно — меня не удивляют его слова. Скорее, расставляют все на свои места.

Еще в пять я поняла, что отцу нельзя попадаться на глаза. И вообще лучше всего забиться в темный угол и носа не показывать, особенно когда он не в духе. А он всегда был не в духе для меня. Это я уяснила в семь.

Вот Влад был его любимцем, хоть и приемышем. Об этом я узнала в десять, когда сломала ногу и подвела отца, ведь теперь ему приходилось возиться со мной.

— Он меня не любит, — вздыхаю, украдкой подглядывая, как отец учит Влада верховой езде.

Тот держится в седле уверенно и упрямый жеребец Лори его слушается. Мой Лори. Отец отдал моего коня Владу и заставил меня смотреть, как брат отнимает у меня единственное дорогое, что осталось в этом доме.

— Не говори глупости, лисенок, — Костя приседает на корточки и поправляет сползший плед, укутывает загипсованную ногу.

Костя, долговязый брюнет с карими глазами, самый старший из нас. Ему уже восемнадцать и он все чаще не ночует дома. И мне грустно от того, что когда-нибудь он уедет насовсем и я останусь совсем одна. Няньки не в счет. Им всем плевать на меня. Им бы только в постель к отцу забраться. Это я тоже поняла давно. Вернее, подглядела, как одна такая нянька совершенно голая прыгала на отце, как наездница.

— Отец не может не любить тебя, ведь ты же его дочь.

— Ну и что? — упрямлюсь я, шепотом уговаривая Лори не поддаваться чарам Влада, но он, предатель, только фырчит и послушно пускается в галоп. — Ты тоже его сын, но вы постоянно ссоритесь.

— Я, лисенок, совсем другое дело, — Костя улыбается и вытягивает меня из коляски, плюхается на траву вместе со мной, обнимает. У него жилистые руки с темными реками вен и жгутами мышц. Они пахнут деревом, влажным, свежеспиленным, немного краской и, кажется, лаком. Снова что-то мастерил. — Нас с Владом усыновили еще мальчишками, а ты его дочь. Понимаешь?

Мотаю головой.

— Папа любит Влада. Он ему даже Лори отдал.

— Это потому что ты девочка, лисенок. А отцу наследник нужен. Так что не думай глупости.

— Ты тоже наследник, — все еще упрямлюсь.

— Мне это не нужно. Я сам прекрасно зарабатываю.

— Вы поэтому ссоритесь?

— И поэтому тоже, — кивает Костя. — Хватит думать ерунду, лисенок. Лучше смотри.

Он словно фокусник, вытянувший из шляпы кролика. Разжимает кулак и я не сдерживаю изумленного вздоха, когда вижу на его ладони маленькую белую лису. Она словно живая. Выточенная так идеально, до самых маленьких штрихов. Удивительная.

— Это мне? — спрашиваю чуть дыша.

— Конечно тебе, лисенок.

— Красивая, — шепчу, заглядывая в ее разноцветные глаза.

Большим пальцем оглаживая ее маленькую головку, покатые бока с рыжими подпалинами, длинный хвост.

— Как и ты, лисенок, — смеется, нежно целуя в висок. — А еще она волшебная. И когда-нибудь она исполнит твое самое заветное желание.

На следующее утро Костя навсегда уехал из отцовского дома.

— Кто такой Костя? — голос Лео звучит приглушенно, словно он из последних сил сдерживает рвущуюся злость.

— Кажется, кто-то тоже ревнует, да, Лео? — улыбаюсь.

— Кто такой Костя? — повторяет Лео едва ли не по слогам.

Точно ревнует. Надо же. Это, оказывается, приятно.

— Я бы тоже ревновал, если бы ты так думала о другом мужчине.

— Как?

— С нежностью и любовью. У тебя запах изменился, — отвечает Лука на все вопросы разом.

— И ты не ревнуешь?

— Нельзя ревновать к воспоминаниям, — его пальцы запутываются в волосах. — Особенно если они о брате.

— Ты умеешь читать мысли? — на этот раз я действительно удивлена.

— Не умею, но я умею тебя чувствовать. Это из-за беременности. Она связала нас крепче любых цепей. Мы чувствуем тебя. Ты — нас. А еще я знаю Константина Светлого, гениального мастера по дереву и твоего родного брата, о котором ты так ярко думаешь.

— Брат, значит? — но в голосе Лео явно нет облегчения. Странно, потому что глупо ревновать к тому, кто родной по крови. — Светлый твой брат?

— Я не знаю никакого Светлого. И вообще больше ничего не хочу знать.

Пытаюсь вывернуться из рук Луки, но у меня ничего не выходит: тошнота скручивает желудок, дыхание срывается и мир плывет перед глазами.

Лука резко садится, перехватывает меня и силой укладывает рядом, заставляет дышать собой. И я дышу. Горьким запахом тела своего босса и острой злостью Лео, застывшего в пограничном состоянии.

— Мы действительно предпочитаем секс втроем, — продолжает Лука, гладя мою спину и то и дело принюхиваясь ко мне. Да я и сама чувствую, как меняется запах. Сейчас в нем только кислота лимона. — Но это не прихоть, а необходимость. Способ сбросить лишнюю энергию. Мы пробовали иначе, но однажды Лео чуть не сдох после моей бурной ночи. Потом нам понравилось. Совсем другие ощущения, скажу я тебе. Но мы никогда не трогали людей. Обычные женщины просто не выдержат двоих молодых оборотней. А наши самки — легко и по обоюдному согласию. Но одно дело развлекаться и совсем другое — найти ту, что примет нас такими, какие мы есть. Со всеми потрохами.

— Нашли? — на вдохе, заполняя легкие запахом полыни и горького шоколада.