Как бы там ни было, а в одиннадцать утра в субботу я услышал в трубке голос едва живой моей героини:

– Революция продолжается! Журнал выйдет со статьей обо мне.

Но между Джуной и официальной медициной, которой она стремилась отдать свои руки, стояла глухая стена.

* * *

Попытку ослабить «внешнее давление», проинформировать законодателей науки – физиков – сделал в те дни академик Ю.Б. Кобзарев.

В майские дни 1981 года Юрий Борисович, надев парадный костюм со звездой Героя Социалистического Труда, вместе с женой отправился в святая святых физиков – ФИАН.

Все места в большом зале института были заполнены. Пришедшему в числе последних председателю собрания академику Виталию Гинзбургу не сразу нашлось, где и сесть. Глядя на переполненный зал, он сострил, что вот теперь видно, как много людей в ФИАНе занимается физикой…

Юрий Борисович выступал час. Говорил об опытах, которые проводил с Розой Кулешовой, Нинель Кулагиной. Во всеуслышание в такой большой и авторитетной аудитории физиков академик доложил, что в момент телекинеза от рук зарегистрировали акустические сигналы в виде щелчков, они следовали в ритме сердца: длина – микросекунда, интервал – секунда; фиксировались сигналы электрометром. Потом выступал профессор Юрий Гуляев и доложил о величине сигнала.

У него из зала спросили:

– Видели ли вы телекинез?

Зал замер. Что ответит член-корреспондент Академии наук СССР?

– Видел, – ответил профессор, но как-то неуверенно, и добавил, что иллюзионисты делают то же самое.

Я слушал и не верил ушам своим. Был ли мальчик? Ведь за три года до поездки в Физический институт профессор с энтузиазмом докладывал в здании Нескучного дворца маститым членам президиума академии о своем открытии. Перед моими глазами всплывала фотография, где Нинель Кулагина стоит перед немыслимой длины трубой, куда она посылала свои «щелчки», регистрируемые датчиками в момент телекинеза. Рядом с трубой стоит ее хозяин, Юрий Гуляев, никаких фокусников рядом нет.

Вывод из посещения ФИАНа Юрий Борисович сделал неутешительный: «Ситуация ясна: никакого объяснения пока нет».

Странные дела происходят в науке. Президиуму академии докладывается о телекинезе как о факте реальном, а собранию физиков – как о некоем гипотетическом факте…

– Телекинез еще доказать нужно! – поучал меня будущий заведующий лаборатории, где предполагалось исследовать Джуну.

Сеанс телекинеза в гостях у ректора Ленинградской Духовной академии владыки Кирилла

– Доказывайте на здоровье, но это же не значит, что телекинеза нет, – пытался я парировать доводы доктора физико-математических наук Эдуарда Годика, которому поручалось новое дело. Именно он должен был на несколько лет стать начальником Евгении Давиташвили.

– Джуна – доморощенный йог, – высказывал свою точку зрения будущий заведующий на своего будущего штатного сотрудника. – Никаких биополей у нее нет.

Если Юрий Гуляев – специалист в области ультразвука, то Эдуард Годик, которого пригласили возглавить новую лабораторию радиоэлектронных измерений биологических объектов, является знатоком в области оптических изменений.

– Его знают во всем мире, – отрекомендовал будущего заведующего шеф, профессор Гуляев. Восьмого июня от пребывавшего в отличном расположении духа профессора я услышал по телефону:

– Официально выражаю удивление вашим звонком – с какой стати вы, журналист, ко мне обращаетесь с вопросами? А лично для Льва Колодного могу сообщить: вскоре получаю большие ресурсы для развертывания работ по программе «Физические поля биологических объектов».

– Не написать ли?

– Нет, конечно. Нам никакой рекламы не нужно, мы будем этим делом заниматься серьезно.

* * *

Наступили летние светлые дни. По утрам, закрыв перед посетителями двери квартиры, оставив сына на руках знакомых, Джуна спешила в машину, чтобы с Ленинградского проспекта, где жила, побыстрее доехать до Ленинских гор, где расположен Московский университет.

Полная надежд Джуна свыше недели, как на праздник, ездила в лабораторию кафедры, руководимую Евгением Павловичем Велиховым, вице-президентом АН СССР, который, как помнят читатели, получил от правительства миллион долларов и десять миллионов рублей на исследование «Эффекта Джуны», к которому «руку приложил». Валюту и рубли поделил между лабораторией института радиотехники и своей кафедрой атомной физики и электронных явлений физического факультета Московского университета. Туда и спешила Евгения Ювашевна, надев лучшее платье.

За порог лаборатории меня не пустили. Вспоминал: этим же маршрутом ехал в машине, за рулем которой сидел Рэм Хохлов, доставлявший на свою кафедру Нинель Кулагину.

Теперь вот на тот же факультет университета ехала Джуна.

Что она там показывала – знаю с ее слов.

Особенно нравился ей эпизод, где воздействовала на сердце лягушки.

– Я убила ее! – рассказывала с дрожью в голосе. В успехе, как всегда, не сомневалась. Заведующего лабораторией называла не иначе как Саша. Я не заражался ее оптимизмом, потому что хорошо помнил, чем завершились мои оптимистические опыты на кафедре Рэма Хохлова… Тогда ведь телекинез все ее сотрудники наблюдали много раз, три дня подряд. Но вывода о том, что телекинез – реальность, сделать никто не посмел, даже такой авторитет физики, как Рэм Хохлов.

Так же неожиданно, как поездки начались, они и закончились. Никакого результата опыты не дали.

Когда Джуна встречалась с экспериментаторами, они ей улыбались, говорили, что все идет хорошо, мол, регистрируют ее сигналы…

Когда же я навел справки у доктора наук, то услышал другое:

– Аппаратура, что у нас есть, не показывает ничего. Ничем Джуна не отличается от всех, – убеждал меня доктор наук Александр Рахимов.

– Зачем тогда ее вводить в заблуждение?

– Ну, зря, вы понимаете, обо всем этом говорите; вы – человек другого воспитания. Я с ней разговариваю и пытаюсь ее заинтересовать, и если буду сразу говорить все как есть, то все сразу и кончится. А зачем мне это нужно? Я заинтересован, чтобы все продолжалось, я хочу истину понять. Я поэтому не буду ей говорить ничего, а буду говорить: что-то есть, давайте исследовать и так далее. Понимаете?

Нет, не понимал. Зачем обманывать, зачем ложь, разве можно строить на такой основе отношения? Что за нравы в научной сфере?

Разговор этот с доктором наук меня подавил.

На кафедре академика Хохлова все видели, как передвигались по столу без прикосновения рук предметы. Все видели вращение стрелки компаса. И все промолчали. Никто не посмел сказать – да, это факт!