– Миссис Лёве, мы должны задать вам вопрос по поводу того, что произошло с Джемаймой накануне ее отъезда в Дубай.

Озадаченное выражение на лице женщины, когда она переводила взгляд с Ким на Брайанта, выглядело искренним. Она не пыталась их обмануть. Это была непредумышленная ошибка, нечто, что она успела забыть за прошедшие годы.

– У нас есть заявление Джемаймы, которое она написала всего за несколько недель до отъезда. В нем говорится о том, что кто-то силой пытался проникнуть в ее квартиру.

Рука женщины метнулась ко рту, глаза расширились от ужаса.

– Вы это серьезно? Вы хотите сказать, что какой-то псих пытался ворваться к ней в дом?

– А она вам об этом не рассказывала?

Миссис Лёве покачала головой и с силой потерла подбородок. А потом ее брови полезли на лоб, как будто она что-то вспомнила.

– Ну? – поторопила ее Ким. Она была готова к чему угодно.

– Перед тем как уехать в Дубай, она пришла к нам жить, – медленно кивнула женщина. – Сказала, что арендодатель затеял срочный ремонт в доме. – Женщина замолчала; было видно, как воспоминания возвращаются к ней. – Она и на работу перестала ходить. Говорила, что всё ее достало и что ей нужно что-то новенькое. А о работе в Дубае она узнала от своей сокурсницы. Общалась с этой дубайской семьей два часа по «Скайпу» и обо всем с ними договорилась…

– Значит, она переехала к вам и после этого редко выходила из дома? – уточнила Ким.

– Сейчас, когда я об этом думаю, – да. – Женщина кивнула еще раз. – Она тогда даже не пошла с нами на день рождения одного из родственников. Мне просто в голову не могло прийти, что это связано с чем-то подобным.

– И вы говорите, что вам она об этом ничего не говорила? – недоверчиво спросила Ким. Джемайма была достаточно испугана, чтобы написать заявление в полицию. Она вернулась в отчий дом и вскоре вообще покинула страну из-за этого инцидента – и ничего не рассказала о нем семье?

– Клянусь, она никогда…

– Она все рассказала мне, инспектор, – негромко произнесла Сара с порога комнаты.

Голова миссис Лёве дернулась как от удара, а девочка сделала два шага и вошла в помещение.

– Что ты… когда она… почему?..

Сара подняла руку, как бы защищаясь.

– Прости, ма, но она заставила меня поклясться, что я никому не скажу. Она не хотела волновать тебя. Она позвонила мне в ту ночь, когда это все случилось. И это я посоветовала ей переехать к нам домой.

Ким увидела, как на лице миссис Лёве появилось выражение боли. То, что собственная дочь не посвятила ее в такую тайну, было невозможно перенести, особенно под грузом нынешних обстоятельств. Но сейчас у Ким не было времени думать об этом. Сара говорила с Джемаймой в ту ночь, когда к ней пытались вломиться. Она могла сказать сестре что-то, о чем не написала в заявлении.

Ким повернулась к младшей сестре.

– Сара, она рассказала вам о том, что произошло?

– В ту же ночь, по телефону, – кивнула та. – А когда вернулась домой, заставила меня поклясться, что я никому ничего не скажу, и постаралась притвориться, что ничего вообще не было. Больше она об этом никогда не говорила.

Ким почувствовала растущее разочарование, но ей надо было продолжать опрос.

– А в ту ночь, когда все произошло, ваша сестра не говорила ничего такого, что могло бы нам сейчас помочь?

Голова Сары стала очень медленно наклоняться в подтверждающем жесте.

– Ну говорите же, – надавила Стоун.

Девочка глубоко вздохнула.

– Она сказала, что думает, это кто-то, кого она знает.

Как только Ким повернула ключ во входной двери, она постаралась оставить все свои дневные заботы за порогом.

Остановка в участке Брирли-Хилл по пути домой была короткой, но продуктивной.

На ее губах появилась слабая улыбка, когда она услышала топот знакомых лап по ламинату.

Стоун ненавидела входить в дом с проблемами. У ее лучшего друга их и так было достаточно в его короткой жизни.

– Привет, мальчик, – сказала она, наклонилась и потрепала пса по голове. Барни подпрыгнул, пытаясь сильнее прижаться к ее руке. Ким сняла куртку и опустилась на пол.

– Иди сюда, мой маленький кошмар, – сказала она и засмеялась, когда он запрыгал вокруг ее ног.

Как и всегда, собака двигалась сразу за ней. Бордер-колли[39] пытался направить ее к шкафу со съестными припасами.

Здесь Барни уселся и в ожидании посмотрел на хозяйку.

Когда она опустила глаза, собачий хвост подметал пол. Ким улыбнулась, засунула руку в шкаф, достала жевательную косточку для чистки зубов и попросила Барни дать ей лапу. Он дал левую, потом правую, а потом исполнил танец, который всегда вызывал у нее улыбку.

Взяв косточку, пес гордо отнес ее на свою подстилку в гостиной – туда, куда всегда относил самые вкусные вещи.

Наполняя перколятор[40], Ким вдруг поняла, что не сможет жить без него.

Но даже радостное приветствие Барни не могло избавить ее от мрачных мыслей дольше чем на несколько минут. Она пыталась убедить себя, что они связаны с этим нынешним преступлением.

Ким всегда ненавидела эту стадию нового расследования. Самая депрессивная его часть, когда надо знакомиться с жизнью жертвы и пытаться проникнуть в мысли убийцы.

Многие сведения об убитой и окружающих ее людях выясняются только после ее смерти. Здесь же был только полный придурок-возлюбленный и попытка вломиться к ней в дом. В жизни Джемаймы не было ничего, над чем можно было бы задуматься. В страну она вернулась совсем недавно, и маловероятно, что за это время девушка успела обзавестись новыми врагами. Маловероятно, но не совсем невозможно.

Попытки понять причины ее смерти напоминали попытки человека, стоящего на островке безопасности, пересечь шоссе во время часа пик. Смотришь в разные стороны, но никуда не двигаешься.

Ким попыталась сопоставить фото Джемаймы, которое она видела в доме Лёве, с той бесформенной кровавой массой, в которую превратилось лицо убитой.

В этом убийстве было слишком много личного. Инстинкт подсказывал Ким, что Джемайма не была выбрана наугад, без всяких задних мыслей. По какой-то причине убийце нужна была именно она.

Стоун попыталась воспользоваться своей обычной логикой, которая говорила о том, что прошлое определяет настоящее и даже будущее. Но Джемайма ни для кого не представляла угрозы. В прошлом она не была замешана ни в чем, что могло бы угрожать другим людям. Ее настоящее было безупречным. Правда, Ким подумала, что если б ей удалось прижать к ногтю этого Роуча (и это могло бы сойти ей с рук), то она попыталась бы сделать такое. И человечество, особенно его женская половина, не содрогнулось бы от этой потери. Но чем больше она думала о жестокости и страсти, с которыми было совершено нападение, тем больше убеждалась, что Роуч был здесь ни при чем.