В центре защитных кругов стоял заиндевелый стазис-контейнер. Помещенный туда Собек не изменился с тех пор, как Ариман последний раз видел его на «Торкветуме». Искаженное ужасом, замороженное чарами павонидов, лицо практика застыло, могучей технологией принужденное замереть в бесконечном мгновении.

Возле откидной дверцы в боку контейнера стоял на коленях апотекарий Пентху, только что закончивший лечить Менкауру. Изолированные кабели соединяли его нартециум с внутренними системами устройства.

— Готово. — Санахт отряхнул руки от последних крупинок порошка. Все девять окружностей, озаренные пламенем парящих над полом хрустальных кадил, сверкали подобно алмазной пыли.

— Ты уверен? — уточнил Азек, убрав атам в ножны.

— Это же простой защитный круг, — ответил атенеец.

— Ошибки здесь недопустимы.

— Сказал адепт, который нарушил собственный защитный круг, — вмешался Хатхор Маат. — Помнишь, как легко Астенну спровоцировал тебя?

Ариман кивнул, признавая правоту собрата. В прошлом Азек действительно совершил глупый промах, недооценив воина, искаженного перерождением плоти.

— Больше такого не повторится.

— Надеюсь, — отозвался павонид. — Иначе я велю Санахту всадить тебе в брюхо пару его прелестных мечей.

Пропустив угрозу мимо ушей, Ариман повернулся к Пентху.

— Апотекарий?

Тот щелкнул последним рычажком и кивнул, увидев, что ряды гемм-индикаторов сменили цвет с зеленого на янтарный.

— Все готово. — Выпрямившись, он обернулся к Азе-ку. — Встроенный медицинский модуль заработает сразу же после отключения поля, но имей в виду, что я не одобряю твой план.

— То есть ты не хочешь участвовать?

— Напротив. Если тебе не удастся остановить деградацию Собека, я подарю ему легкую смерть, избавив от гибели в огне Пирридов.

— Я одобряю твои намерения, но до такого не дойдет, — заверил его Ариман.

Хмыкнув, Пентху все равно вытащил из кобуры болт-пистолет.

— Санахт, Хатхор Маат, вы готовы? — спросил Азек.

— Да, — подтвердил мечник, вставая прямо перед контейнером.

— Пора начинать, — бросил павонид. Заняв позицию слева от Санахта, он повел плечами, как будто готовился к бою.

Ариман остановился справа от атенейца. Мыслительный процесс корвида стал более плавным и абстрактным: он старался покинуть то-что-есть и воспринять то-что-будет.

— Вы оба, переместите разум во второе Исчисление, — скомандовал мечник. Дымка варп-энергии заволокла ему глаза, заструилась изо рта.

— Не третье? — переспросил Азек.

— Нет, во втором мы сможем почти мгновенно обмениваться мыслями. Я так понимаю, что действовать нужно быстро, да?

— Совершенно верно, — согласился Ариман. — Скорость жизненно важна. Хатхор Маат, ты должен немедленно следовать полученным от меня образам.

— Показывай дорогу, и я проведу Собека к нам.

Все три псайкера наполнили свои тела мощью Великого Океана, и серебристые круги на полу задрожали, словно оказались под водой.

— Апотекарий, выключай стазис-поле, — скомандовал Азек.

Пентху нажал несколько генокодированных рун на боку контейнера, и темпоральный пузырь исчез. В зал вырвался воздух с «Торкветума» — последний выдох практика. Хатхор Маат заворчал от напряжения: теперь сдерживать гиперэволюцию пациента приходилось ему.

Собек резко открыл глаза, полные страха.

— Ариман! — крикнул практик. — Оно здесь. Останови…

По полу раскинулись узоры голубой изморози. Резные сигилы на стенах вспыхнули, не позволяя энергии Хатхора Маата выйти наружу.

— Быстрее, — выдавил адепт Павонидов сквозь сжатые зубы.

— Начали, — велел Азек. — Объединяемся.

Санахт положил ладони на плечи соратникам, став проводником между корвидом-прорицателем и павонидом-биомантом. Ариман втянул воздух, пропитанный холодной мощью атенейца; она напоминала острый, как бритва, стальной клинок в ножнах изо льда. По стенам заскользили тени потусторонних созданий, ощутивших нарастание чародейской силы. Пока что символ Тутмоса мешал им проникнуть в зал, но вечно он не продержится.

— Скорее открывайте сознание, — произнес Санахт голосом, похожим на журчание чистой воды, текущей по сглаженному временем камню. — Я — ключ и врата, конец и начало, извилистый путь двух умов к единению.

Азек ощутил, как неописуемо сложные рассудки братьев сливаются с его разумом. К превосходно упорядоченному сознанию атенейца присоединились вечно меняющиеся запутанные образы — мысли Хатхора Маата. Готовясь к схватке с перерождением плоти, адепт Павонидов уже высвободил свой непостоянный, многогранный ум.

— Мы едины, — промолвил мечник.

Ариману показалось, что он прыгнул с прибрежного утеса.

Когда Псайкеры покидали настоящее, устремляя восприятие в будущее, они без всякой уверенности в успехе погружались в бескрайнее море, привязанные к реальности лишь тончайшей нитью.

Очень легко было унестись прочь от знакомых берегов на стремительных волнах Великого Океана, который завлекал образами возможного грядущего, настолько далекими, что пловцы срывались с якорей, закрепленных в «сейчас».

И освобожденные разумы уже не возвращались в тела.

Переместив свой рассудок в плоть Собека, корвид почувствовал, что организм практика надрывается, пытаясь разорвать оковы мощи, наложенные Хатхором Маатом. Тело самого Азека отозвалось этим усилиям, тоже возжелав избавиться от косного постоянства. Ариман свирепо подавил стремление к переменам внутри себя и начал изучать миллиарды вариантов будущего, порожденного генетической анархией в клетках пациента. Каждый возможный исход разветвлялся на миллионы последующих вероятностей, число которых ежесекундно возрастало в геометрической прогрессии.

В некоторых случаях практик раздувался от опухолей, и его пропитанная варпом бесформенная плоть расступалась под натиском новых конечностей. Иногда тело Собека принимало обличье какого-то существа — крылатого, странным образом похожего на птицу и рептилию одновременно. При этом оно всякий раз слегка видоизменяясь.

С каждым ударом сердца Азек отметал десятки путей в грядущее, установив, что они ведут к смерти пациента, и переводил мысленный взор на соседние ответвления. В его разуме мелькали сотни потенциальных исходов, но любой из них распадался на невообразимо кошмарные картины вздувшихся вен, лопающихся органов и плоти, пересоздающей себя во все более чудовищных формах.

Ариман смутно осознал, что обливается потом. Даже величайшие адепты его братства с огромным трудом находили единственно верный вариант судьбы среди потенциально бесконечного множества уделов. Однако Азек провел немало экспериментов с тех пор, как попал на эту планету, и, пусть ему не удалось обнаружить средство от проклятия, ценой больших жертв он точно установил границы выносливости постчеловеческого организма. Теперь корвид сразу отбрасывал гибельные для Собека исходы и изучал лишь те, что дарили крошечную искорку надежды. Братья Аримана проливали кровь и умирали во время опытов, но легионер извлек уроки из их страданий; возможно, обретенная мудрость поможет ему спасти практика.