Леони спешно выходит из кухни, оставляет меня одну подумать над её словами, переварить все то, что она сказала. Я действительно виню моего отца в том, что он с такой лёгкостью положил меня на это кресло. Но как все красиво начиналось…

***

Мы с Хантером сидим в его машине, его поцелуи становятся все горячее, прикосновения пальцев смелее, я чувствую его желание через ткань брюк. Только в первый раз так страшно перейти эту чёрту, но, когда он оказывается на мне, я задыхаюсь от желания снова испытать эти чувства, раствориться в нем. Мягкие настойчивые губы покрывают мою шею, останавливаются в ямке с ускоренно бьющейся веной, опускаются в разрез школьной блузки, затем он возвращается к моим губам.

– Уиллоу, – он тянет каждую букву, его с хрипотцой голос звучит мелодией в моих ушах. – Детка, ты уверена, что в тот раз все обошлось? – он заглядывает в мои глаза.

Презерватив порвался, когда Хантер был во мне, но он успел сделать все быстро, и ничего не попало в меня, вся жидкость осталась на животе. Я обещала, что контрольно выпью таблетку, которая лежит у моего отца в кабинете. Но я этого не сделала, так как была уверенна, что после спринцевания полностью защищена, и во мне ничего не было. А ещё я струсила, к таблетке прилагалась аннотация с последствиями, все они были один страшней другого, теперь должна сказать правду.

– Нет, я сделала кое-что другое, что даёт практически сто процентов безопасности, – Хантер отодвигается от меня, поправляет мою задравшуюся юбку и смотрит на лесопосадку, перед которой мы остановились. – Хант, я испугалась.

– Все так вышло по-идиотски, я практически уверен, что сделал все вовремя. Прерванный половой акт, конечно, не даёт сто процентов. И было очень эгоистично просить тебя пить эти ужасные таблетки, неизвестно, чем бы это все закончилось. Я тоже поинтересовался в интернете. Прости меня, рад, что ты этого не сделала, – он притягивает меня к себе, крепко прижимает к груди и целует в макушку.

– Что, если, все-таки, у нас получится однажды ребёнок? – я наблюдаю за падающей звездой, но не успеваю даже загадать желание.

– Мы его вырастим хорошим парнем, – Хантер смеётся, его пальцы пробираются к моим рёбрам, он согревает меня своим горячим телом. – Так бы и задушил тебя в объятиях.

В салоне наступает тишина, я думаю о возможном появлении ребёнка, смотрю на Хантера, он улыбается, видимо, ему приятна его мысль.

– Я думал, не бывает такого, что ты любишь настолько, что тебя не интересуют последствия. Все кажется таким настоящим с тобой, я жду утро с дурацким оптимизмом, ожидаю момент, когда увижу тебя. Когда ты сказала, что любишь меня, я понял, что ничего подобного прежде не испытывал и никогда это не повторится. Мы вместе весь день…и однажды будем всю ночь… Когда мы не рядом, время тянется до ужаса долго, я становлюсь невменяемым от ожидания. Я вообще не хочу с тобой расставаться. И если подумать, что сейчас ты, возможно, уже носишь моего ребёнка, мы ведь будем постоянно находиться вместе, – его широкая ладонь ложится на мой плоский живот, он опускает голову, наши губы соприкасаются, и я от удовольствия закрываю глаза.

– Ты всегда будешь в моем сердце, Хантер, – шепчу я.

– Я люблю тебя, детка, – его голос срывается от волнения, хочу, чтобы это не заканчивалось.

***

Трясущимися руками, едва сдерживая себя, я отпиваю молоко из стакана, откладываю печенье в сторону, кусок в горло не лезет. Как могло произойти все так печально? Почему я тогда не выпила эту таблетку, струсила перед ответственностью? Он честно выполнил свою часть. Я же отступила, понадеялась на волю случая, хотя была уверена, что все обойдётся. Меня волновали его слова, то, как он убеждал меня, что возьмёт на себя уход за ребёнком и мной. Хотя на тот момент он уже был нами зачат в этом старом красном грузовике. Мы были влюблёнными и беспечными, смотрели в звёздное небо и думали, что все это навсегда.

Звонок во входную дверь заставляет меня встряхнуться, перестать вспоминать о прошлом. Уже ничего не вернуть. Прохожу мимо зеркала, поправляю бледно-зелёные пряди моих ужасных волос, провожу пальцами под покрасневшими глазами, стираю немного размазанную тушь. Прислушиваюсь, может, выйдет Леони и встретит гостя, который, наверняка, пришёл к ней. Но тишина во всем доме подсказывает мне, что она никого не ждёт, как и я. Подхожу к двери и отодвигаю шторки на боковом окне. Парень снимает и надевает бейсболку, явно нервничает, поэтому открываю перед ним дверь.

– Уиллоу, – это другой голос, более грубый, не такой родной и мелодичный, – привет, смена закончилась немного раньше. Я пытался тебе дозвониться, но абонент постоянно недоступен. А почта, ты на неё не отвечаешь.

– Прости, ещё не подходила к ноутбуку, – с непониманием смотрю на него, у меня с телефоном все в порядке, с утра созванивалась с Винни. – Ты что-то хотел?

– У меня вообще-то казарменный режим, – Терренс усмехается, – типа провинности, отбываю наказание в домашних условиях после отстранения в школе, – не понятно, о чем он говорит, хмурюсь, затем пожимаю плечами. – Не важно, просто у меня есть полчаса, как насчёт того, чтобы поесть мороженное? – он показывает два стаканчика, стоящие на маленьком столике нашей террасы.

Мне сейчас очень нужен человек, который поднимет настроение, и Терренс именно такой, его позитив заражает, поэтому я выхожу за дверь и крепко обнимаю его за шею. Мне приходится встать на носочки, чтобы ухватиться. Он начинает смеяться и обнимает меня в ответ.

– Оно немного подтаяло, и мне пришлось лизнуть из твоего стаканчика тоже. Мы уже однажды обменялись бактериями, второй раз не считается, – я толкаю ему в ребро палец, он извивается, словно в танце. – Блин, только не ребра, я начну визжать, как девчонка, и тогда мы всем откроем нашу тайную встречу.

Решаюсь проверить, когда воздух прорезывает действительно совершенно не мальчишеский визг, смешенный с хохотом.

Поход в кино отменился, выяснилось, что к нам приезжают игроки другой школы, чтобы разбить нашу команду по американскому футболу. Чейз всю неделю тренировался, так как из-за прошлогодней травмы не играл в последнем сезоне. Чем плохи выездные игры, так это тем, что ты не знаешь своих противников. Так и гости-участники не в курсе, как наши «Быки» могут с ними расправиться. Я в некотором роде был даже рад, банально сидеть на расстоянии и рассматривать белую макушку, не было интереса. А сесть рядом страшновато от того, что могу выкинуть все что угодно. Терренс остался в наказание от нашей мамы дома, мыть кухню. Не завидую ему, бардак, который мы разводим среди недели, убирается потом целый день выходного одним из нас. И самое интересное, всегда в конце недели есть тот, кто накосячил от души. Мне везёт только потому, что я, в основном, на работе и могу выкрутиться практически из любой ситуации. Терренс попался на своей глупости, а жаловаться друг на друга…уже вышли из этого возраста, кроме всего прочего, нас воспитывали так, чтобы мы отвечали за свои поступки. Три мальчишки дома – это сущая война за абсолютно все. А двойняшки ещё хуже. Помню, как мама показывала видео, на котором мы с Терренсом вечно не могли что-то поделить. Нам хотелось одно и то же, желательно сразу. Все выглядело примерно так: Я лежал рядом с мамой на диване, Терренс не успел сделать то же самое, ему не хватило места. Он начинал вопить и толкаться. Затем я вставал, чтобы папа меня обнял, Терренс тут же ложился рядом с мамой… Лежали… Во мне играла ревность, и объятий отца уже не хватало, поэтому я шёл назад к дивану и ложился на маму, Терренс зло смотрел и тоже хотел быть на моем месте. В итоге, он заваливался на меня сверху, я выкручивался и снова занимал то самое лучшее место на краю дивана, за которое мы изначально боролись. Так же происходило с фломастерами: мы выбирали один и тот же цвет, толкались и ныли, пока мама не брала нам несколько пачек, чтобы мы заткнулись. Чейз был младше нас на год, но однозначно мудрее. Пока мы разбирались между собой, он разрушал все то, что мы построили. Разбирал на части роботов и машинки, вытряхивал все конструкции или молча, уходил, чтобы испортить рисунок. Казалось, ему не нужна была любовь и одобрение родителей. Он всегда в своём мире, погруженный в мысли, которые нам до сих пор не понять. Позже, когда нам нравились велосипеды друг друга, Чейз выбирал мотоцикл. И неважно, что вещи старались брать одинаковые, элементарно носки надевались таким образом, чтобы у каждого от пары был один, в итоге, разные на каждую ногу. Если бы мы могли разорвать все то, что нам нравилось, сделали бы это с лёгкостью. Может, это проблема всех семей с близнецами и двойней, не знаю. Но нам очень тяжело ужиться. Это такие житейские минусы, которые нарастают со временем, накапливаются и в один прекрасный момент извергаются. Мы начинаем драться, и под раздачу попадает Чейз. Поначалу он плакал, и не мог дать нам хорошенько отпор, потом, по мере взросления, он выучил все наши движения и стал таким же, как мы. Не лучше и не хуже. Теперь мы знали, что, если выйти один на один, Чейз ответит так, что мало не покажется. Девушки… Вот здесь мы трое были солидарны, нам нравились одинаковые. Если Чейз пытался сначала дружить с ними, а потом ухаживал, то мы с Терренсом сразу бросались завоёвывать. И ощущая явный приоритет друг друга, психовали, будь здоров. Иногда все выходило из-под контроля, я намеренно делал вид, что мне нравится несимпатичная девочка, Тер тут же, обращал на неё внимание. Не знаю, каким образом мы однажды решим эту проблему, но делиться ни один из нас не станет. Мы не являемся любителями шведской семьи, или как это называется, то есть, обмена партнёрами или жёнами не будет, с моей стороны точно. Кажется, наши девушки должны будут выбрать одного из нас, а не мы их. Да что говорить, мы и курить-то стали, беря пример друг с друга. Нет, чтобы учиться чему-то хорошему.