— Потому что ты именно сейчас нуждаешься в заботе. Забудь все, что я тебе тогда наговорил, он подошел к ней почти вплотную, горя желанием заключить ее в объятия.

— Но я совершенно здорова!

— Бог мой, женщина! Зачем ты споришь со мной? Зачем ты отказываешься от того, что идет тебе в руки? Ты хочешь поссориться со мной?

Эмма вовсе не собиралась ссориться с ним, наоборот, ей безумно хотелось, чтобы он обнял и прижал так, как тогда.., в Париже, но у нее не хватало смелости проявить инициативу.

— Нет, ни ссориться, ни спорить с тобой я не хочу, — прошептала она, сдаваясь.

Пьер улыбнулся, и в уголках его губ появились ямочки, которые она почему-то раньше не заметила. Подумать только, у Пьера Редфайлда ямочки!

— Вот и славно. Давай-ка выпьем по чашечке шоколада и начнем собираться. Нет, лучше так: ты иди собирайся, а я здесь приберусь.

Эмма прямо обомлела: он предлагает убраться на ее кухне!

— Я сама уберусь, не надо… — и тут же осеклась: Пьер метнул на нее такой свирепый взгляд, что она мгновенно прекратила пререкания и выскользнула из кухни.

Эмма полудремала, свернувшись клубком в одном из роскошных кожаных кресел, стоящих в гостиной около горящего камина. Мысли ее вертелись вокруг одного и того же: как долго она здесь проживет и как ей вести себя с Пьером?

Ей казалось, что она попала в рай, такой роскоши она не видела даже в кино. Особенно ее поразила кухня, оборудованная по последнему слову современного дизайна. Эмма чувствовала себя Алисой, попавшей в Страну чудес. И все же, подумала она, как может человек жить здесь один, даже среди такой роскоши?

В камине громко затрещали дрова, и Эмма открыла глаза. Слава богу, голова не болит, последние два дня она с трудом притворялась здоровой, не желая давать Пьеру повод для беспокойства. Он и так окружил ее такой заботой и вниманием, что она всякий раз смущалась.

— Ну, как дела? Скажи, что тебе хочется, и я все сделаю, — раздался неожиданно голос Пьера.

Эмма оглянулась и обомлела: Пьер нес поднос, на котором лежали всякие вкусности и дымились чашки с чем-то ароматным. Он подошел к ней, поставил поднос и сел на стоящее рядом кресло. Ей стало неудобно за свою позу, и она хотела спустить ноги на пол, но Пьер улыбнулся и попросил:

— Лежи как тебе удобно, что вдруг за церемонии?

Ее сонливость как рукой сняло. Она с удовольствием подумала, что Пьер дома совсем другой, простой и дружелюбный.

— О да, мне так очень удобно и уютно, но.., нельзя привыкать к такой красивой жизни.

— Всегда надо думать о хорошем, никто из нас не знает, что его ожидает в будущем. — Он встал, подошел к камину и стал задумчиво смотреть на огонь. Потом повернулся и улыбнулся Эмме, которая в это время потянулась за бисквитом. Она была сейчас такая очаровательная, такая домашняя и от этого, казалось, такая доступная, что Пьер готов был тут же броситься к ней и, схватив в охапку, отнести в спальню или даже прямо здесь, на ковре, заняться с ней любовью. И еще одна неожиданная для него самого мысль вдруг появилась в мозгу: он совсем не против, чтобы она всегда сидела в этом кресле.

— Ну, до завтра я отсюда точно не уйду, а вот послезавтра… — Эмма потерла виски: боль чуть отступила, но временами давала о себе знать пульсирующими толчками.

— Ну, это мы еще посмотрим. До тех пор, пока твоя квартира не будет отремонтирована, ты не уйдешь. К тому же тебе надо прийти в себя, а письма с благодарностью за помощь и соболезнование можно написать и отправить и отсюда, решительно заявил Пьер.

— Но зачем тебе все это? Я и моя квартира?

— Ты считаешь, что я не способен проявить доброту и заботу о молоденькой женщине, попавшей в тяжелую жизненную ситуацию? — Он искоса посмотрел на опешившую Эмму и прошел в кабинет, где у него находился бар с напитками. Взяв бренди, он вернулся в гостиную и снова подошел к камину.

— Нет, нет, — ей стало неудобно: она все-таки в гостях.

— Ну, на сегодня хватит пререканий. Будет по-моему. Давай-ка ешь и пей, а потом я покажу тебе твою комнату.

— Не понимаю, каким образом, тебе удалось уговорить меня, неужели ты думаешь, что я такая беспомощная? — улыбнулась Эмма.

— Так вот и удалось, дорогая, — он торжествующе подмигнул девушке.

Эмма опустила голову, но больше ничего не сказала. Скорее всего, он полагает, что она беременна, а его ребенок должен, еще не родившись, быть в привилегированных условиях. Иначе он вряд ли заметил бы сырые и грязные стены ее квартиры. Она сделала глоток, подумав, что напиток сварен прекрасно, она любила жидкий шоколад, но не любила варить его.

— Надеюсь, тебе нравится? — Он сделал глоток и лукаво посмотрел на нее. — Ну, ты совсем спишь. Пойдем, пойдем, оставим все деловые разговоры на завтра.

— А разве ты не пойдешь завтра в офис?

— Нет. Иногда я могу позволить себе это, но у меня есть кое-какие дела в городе.

Эмма поставила чашку на столик, пригладила волосы и встала.

— Пьер, я чувствую себя очень неловко, ведь у тебя из-за меня столько хлопот.

— Ерунда! Ты будешь жить здесь столько, сколько понадобится.

— Ну, показывай мою комнату, иначе я засну прямо на полу, — Эмма шуткой попыталась скрыть свою неловкость, но Пьер взял ее за руку и повел наверх.

Эмма сидела за красивым столом из красного дерева и разбирала бумаги, принадлежавшие бабушке. Хотелось сделать побыстрее, завтра ее ждал адвокат очень известной юридической компании по поводу завещания. Бабушка всегда говорила, что Эмма получит в наследство ее дом. Дом был старый, но очень красивый, выстроенный более ста лет назад, в викторианском стиле. Ремонт требовался, по его мнению, серьезный, но дом стоил того. Замечтавшись, она не услышала, как в комнату вошел Пьер.

— Ну, как дела? Голова не болит?

От неожиданности она вздрогнула и смело посмотрела на него. Пьер, как всегда, выглядел прекрасно. И даже в бежевом свитере и синих джинсах был необычайно элегантен.

— Я выпила парацетамол. 1, думаю, немножко простудилась, — она замялась.

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, видимо, не только парацетамол, но и окружающая обстановка действует на тебя благотворно, — с довольным видом изрек Пьер.

Эмма действительно выглядела посвежевшей и выспавшейся, в отличие от Пьера, который крутился всю ночь на своем роскошном ложе, мечтая о женщине, лежащей в соседней комнате. Мужская порядочность не позволяла ему войти к ней и осуществить все свои пылкие желания, но утром он встал больной и разбитый. Ночью же у него появился план: когда родится ребенок, он купит ей дом неподалеку от своего, наймет няню и будет материально содержать их. Эта идея показалась ему блестящей, но говорить Эмме он не будет, пока не появится малыш.

— Завтра у меня встреча с нотариусом, бабушка оставила завещание, — Эмма бросила на него робкий взгляд.