Девушка взяла жгут, зажала выше локтя, нащупала надутую вену, обработала спиртом и подготовила шприц. Все мое внимание было сконцентрировано на вене. И я абсолютно отстранился от окружения. Только после введенного шприца немного расслабился, увидев Пучеглазого, смотрящего на меня и медсестру, а точнее на руку. Только вот в этот раз его взгляд отличался от предыдущих. Руки были сжаты в кулаках, да так, что виднелись синие вены. Тело напряжено, в готовности сорваться вперед, а лицо с выпирающими и пульсирующими скулами источало жажду насилия. После, как медсестра вытащила шприц, его лицо и тело немного освободилось. Только после обратив на мой немного удивленный вид, четко направленный в его глаза. Пучеглазый полностью расслабился, начав метать взгляд по помещению.

— Можешь идти, — сказала медсестра.

Я прижал ватку, вышел из комнаты. Быстрым шагом, не переходя на бег, пошел в палату. Никита уже лежал на кровати, скрестив нога на ногу.

— Накаркал! — чуть возбужденно сказал я. Но сразу собрал эмоции в кулак и продолжил. — Ты говорил о том, вдруг он фанатик или типо того? Возможно твоя правда, потому как Пучеглазый в буквальном смысле чуть не набросился на медсестру. Пока та брала у меня кровь, — закончил я и присел на край матраса.

Никита так же сел на край, придвинувшись ко мне.

— Ну, знаешь… это… многое объясняет. Что будешь делать? — спросил Никита.

В этот момент в голове, как по заказу всплыло, что ни так давно видел новость про сектантов. Он постоянно читает какую-то книгу и постоянно пялится. Вдруг это и есть мой путевой билет в будущее? Вдруг судьба существует? Иначе как объяснить все эти случайности. Нельзя упустить такую возможность, я обязан схватить ее за хвост. Использовать таких людей легче легкого. Особенно в таком положении. И уже не важно как он настроен и на что готов. Залить в уши дерьма и вот тебе орудие готовое на все: “Я так вижу…”, “Ты должен…” и т. д. А если пойдут сомнения, пригрозить им верой в меня. Разве это не отличный шанс. Так еще возможно получится заманить Никиту. Подобный человек был бы кстати.

Пока придержу все карты. После пятого дня, если все сработает, окончательно закреплю доверие, не дав время на раздумья, предложу сделку, от которой со всеми вытекающими ему будет сложно отказаться.

— Планы меняются, посмотрим на дальнейшие действия. Если за сегодня-завтра ничего не произойдет. Я самолично подойду. Никит, только сейчас понял, что все складывается как нельзя кстати, — сказал я, смотря на него.

От последних слов и выражение лица у Никиты отчетливо прослеживалась напряженность, озадаченность, даже испуг. Но также и доверие, которое так нужно.

— Слушай, Никита, в чем твоя цель, — риторически сказал я. После улыбнулся, похлопал по его бедру и лег на койку, скрестив ноги.

Весь оставшийся день прошел, как и предыдущий. Только узнал, что Какуна кормят и утром.

День третий

Никита и я посетили невролога. Результаты положительные.

Пучеглазый все-также ломается.

День четвёртый

Вышел из кабинета, еще один раз поблагодарил врача и закрыл дверь. Засунул руки в карманы и пошел в палату. Какун храпел в потолок, от ночных криков и снотворного. По соседству с Никитой, прикрывающим предплечьем глаза от дневного света. Пучеглазый тем временем куда-то пропал.

— Ну, как психиатр? — спросил Никита, не открывая глаз сразу продолжил: — Глаза болят. Тварь! Трижды за ночь! Трижды! Тебе жопа завтра! Спи, пока можешь, — закончил он.

— В школе все тоже самое. Даже немного расстроен. Ожидал, что хоть здесь удивят, — поправляя подушку и покрывало, сказал я.

— Милан, прости, что говорю только сейчас, но если я немного поиграю с его телом, ничего страшного? — открыв глаза, виновато спросил Никита.

— Ничего. Если это ни что-то радикальное, которое может кинуть на нас подозрение, — облокотившись об стену, подготавливая книгу, сказал я.

— Планировал оставить на крайний день, но сегодня была последняя капля, — я внимательно слушал. — Сделаю что-то наподобие слабительного, только наоборот. — он открыл тумбу. — Ряженка недельной давности, перемешанная с кусочком сахара, сработает как возбудитель. С другой стороны как пища молочного происхождения, начнет мешать движению по кишечнику. Его малоподвижность играет нам на руку, — Никита достал пластинку. — А таблетки, которые я взял на про запас, если вдруг не выдадут здесь, послужат своеобразной стеной. Дело в том, что побочный эффект заключается в том, что они могут вызвать запор, перерастающую в пробку.

— Раз таблетки, то… — он сразу перебил.

— Как говорил ранее, его малоподвижность играет нам на руку, а переработанная пища, подаваемая через трубку, еще сильнее упростит работу желудка и кишечника. Поэтому половины таблетки достаточно с лихвой. Если возьмут анализ крови или биоматериала, что будет не ранее пройденных восьми часов. Проще говоря, рассосется.

— Делай, что необходимо, — одобрительно сказал я. — Не поставь себя под удар.

— Ты про то, что не просочится ли у него добро из всех возможных отверстий, — смотря на него, утвердительно кивнул я. — Да еще как. К третьему дню кишечник надуется до невообразимых масштабов. Но так как рот у него закрыт большую часть времени. Орать он сможет только ночью и под утро. Но даже это не сорвет неизбежное. Как ты заметил, санитарам и медсестрам не сильно нравится за ним ухаживать. Первое время удвоенный крик пропустят мимо ушей. И только в конце, уже после моей выписки, обратят внимание. Возможных вариантов два: Либо кишечник лопнет и пойдет заражение. Либо все выйдет через другую сторону.

— Отлично, — смотря в книгу, сказал я.

***

До ужина еще сорок минут, а значит, к нам сейчас наверняка никто не зайдет. Какун как заснул с самого утра, так и спит. Пучеглазый же снова лежит и читает книгу.

Я цыкнул в сторону Никиты. Дабы сразу обратить на себя внимание. Он покачал головой, показывая согласие, что сейчас самое время. И я придвинулся к краю, чтобы надеть тапочки. В этот же момент в дверной разъем засунули палец и медленно открыли фанеру.

— Привет, — заикаясь, сказал парень. — Можете подписать бумагу о том, что меня должны выписать, пожалуйста, — заикаясь, закончил он.

— Что за бумага? — сдерживая небольшую злость, сказал я.

— Ну, меня должны были забрать завтра, но никто не может приехать, и поэтому сказали, что нужно остаться на еще один, — снова сказал он, заикаясь, протягивая мне листок.

На нем было написано кривым почерком всего несколько слов. Его имя, фамилия и “Петиция”. Подпись была одна. И то, скорее всего, этого парня.

— Нет, спасибо, — уже раздраженно ответил я.

Затем парень замялся, пытаясь сдержать